– Минуточку, – перебил Сычев, – взрыв на Коровинском произошел двенадцатого числа, в два часа дня или чуть позже. В этот день я трижды звонил Ефимову и пытался его застать, но в райотделе его не было.

– Не сомневаюсь, – добавил Лазуренко. – Я посылал нашего эксперта для осмотра подозреваемой «Волги». Эксперт обнаружил на переднем левом крыле, бампере и радиаторной решетке мельчайшие выжженные точки. Результат искровой волны. Машина стояла слишком близко к эпицентру взрыва. Разброс пепла и газов был значительным.

– Эксперт дал заключение? – спросил Комаров.

– Нет, для заключения требуются лабораторные анализы. Мы не торопимся. Интересен и другой факт. Здесь у нас уже есть заключения экспертов.

Бронштейн и Ефимов убиты из одного пистолета. Пули идентифицированы. Достаточно получить табельное оружие подполковника, и можно делать окончательные выводы.

– Вы считаете его идиотом? – возмутился Комаров. – Из табельного оружия не убивают.

– Подполковник милиции может себе это позволить. Вряд ли его оружие хоть раз проходило проверку. И не надо забывать, что он использовал его в экстремальных ситуациях, когда не срабатывал главный вариант. Тут не до выбора. Смущает другое. Он мог не знать цели и пойти на убийство сына, не понимая, кого ликвидирует. Но тот выскочил из машины, и тут он должен был признать сына. Это тот самый сдерживающий фактор, который не позволяет мне арестовать подполковника.

– Вы не хотите вызвать его в прокуратуру? – спросил Сычев.

– Хочу. Я хочу вовлечь его в игру. Мы вызовем его по делу его сына и не будем касаться других аспектов.

– Разрешите мне присутствовать при допросе? – Лазуренко пожал плечами и покосился на генерала.

– Давай, давай, – кивнул Бородин. – Пусть действует на всех фронтах. Я не возражаю. Старый конь борозды не портит. – Генерал повернул голову к Горелову. – А ты, герой, долго еще будешь маячить по коридорам в милицейской форме? Купите вы ему костюм. Ходит эдакий гусь по курятнику.

Лицо лейтенанта покраснело, и веснушки стали видны более отчетливо.

– Ну как ваши дела? – Бородин повернул голову к Комарову, на столе которого лежала толстая папка.

Комаров в свою очередь покосился на Сычева.

– Да вот Алексей Денисыч убедил меня, что этим делом необходимо заняться вплотную.

– Отлично. Держитесь друг за друга, ребята. Общее дело делаем. Держите меня в курсе дел.

Генерал приподнялся с валика дивана, на котором сидел, и ту же комната стала казаться тесной. «Каждой величине нужна своя коробка», – подумал Сычев.

Когда Федор Бородин проходил мимо лейтенанта, он как-то хитро подмигнул смущенному парню.

* * *

Белый вернулся домой с большим пакетом и бросил его на диван, где лежала Марго.

– Примерь барахлишко. Если подойдет, то можно пройтись по свежему воздуху. На дворе весна.

– А я что, кошка, что ли? Сними колотун, лекарь хренов! Я сейчас сдохну!

Белый вынул из кармана футляр, похожий на тот, в котором носят подарочные варианты авторучек с золотым пером, но достал из него заряженный шприц.

После укола девушка откинулась на подушки и некоторое время лежала с закрытыми глазами. Прошло еще какое-то время, и она засмеялась.

– Все в порядке? – спросил Белый.

– Смешно. С детства мечтала о принце-рыцаре, красавце с атлетической фигурой, а когда думала о замужестве, то представляла себе такого валенка, как ты.

Марго резко сбросила одеяло, поднялась на ноги и скинула рубашку.

Белый хотел отвернуться, но не смог. Он любовался ей, как изящной статуэткой, как совершенством. Рыжей было чем гордиться. Она погладывала на своего спасителя и посмеивалась.

– Ну что, я поправилась? Скоро полностью восстановлю свой вес. Я права, лекарь?

– У тебя получится.

Она высыпала покупки на стол. Футболки, плавки, свитер, джинсы, кроссовки. Лицо девушки вытянулось от негодования.

– Эй! Что это такое? А где шмотки от Версаче, Кардена, духи от Диора, туфли от Ле Монти. Ты решил снарядить меня в колхоз на картошку?

– На улице грязь. Когда ты поправишься, мы пойдем в кабак, тогда и подберем соответствующий наряд.

– Деревенщина!

Белый не обращал внимания на ее выпады. Он знал, что перед ним пациент со сломленной психикой, и даже разговаривал полушепотом.

Марго оделась, заколола волосы и стала совсем обычной, но лекарь продолжал смотреть на нее с восхищением.

– Я готова, доктор. Вперед!

Они вышли на улицу. Марго взяла его под руку, и парочка неторопливо направилась к скверику. Светило солнце, и последние грязные сугробы растекались в лужи.

– Как тебя зовут? – тихо спросил Белый.

– Анита Экберг.

– Может, я и деревенщина, но вырос в Москве и «Сладкую жизнь» видел на кинофестивале. Я вообще большой любитель кино. Это она стала для тебя эталоном женской красоты?

– Нет, конечно. Вообще-то меня зовут Галя. Галина Ушакова. Какая проза.

– Проза? В Сергее Есенине тоже не звучат колокола, а какая поэзия. Имя и дух разные вещи.

Девушка посмотрела на кавалера и покачала головой.

– Ты человек с тройным дном. Вид у тебя всегда хмурый, замкнутый, злой. Делаешь ты добро, говоришь мягко. Ну а видок – как у человека в футляре.

Сергей засмеялся.

– Хорошее сравнение. Он Беликов, а я Белый. Что-то есть общее.

«Как бы чего не вышло!»

– Видать, не замарала тебя зона. А?

– Человека нельзя замарать, если он того не хочет. Ты вот выстояла! Честь тебе и хвала. Это и есть дух. Надо твоим родным сообщить, что ты жива.

– Нет у меня родных. Я дочь полка. Мой отец воспитывал меня в духе «сапога». Теперь покоится на Ваганьковском кладбище. Погиб от бандитской пули при захвате особо опасного преступника. Мне тогда пятнадцать лет было.

– Мент?

– Капитан милиции. А я его дочь. Бывший лейтенант, а теперь наркоманка и подружка беглого зека.

– Я бы тебя подружкой не назвал бы. Да и не лезу ни к кому со своей дружбой. Я врач, а ты больная. Клички и звания оставим за воротами. Встанешь на ноги и вперед! Служи отечеству.

– Обиделся, дуралей? Нет, я свое отслужила. Со мной все кончено.

Память отца позорить не буду. Ну а как баба, может, и скажу еще свое слово.

Если выживу. Вашими заботами, доктор, у меня силенки появились.

– Мой вклад копеечный. Твоя воля и твой дух победили. Сильная ты женщина. Завидую.

– Шутник. Я слабая баба, которая втемяшила в свою куриную башку, что она боец невидимого фронта. Идиотка. Не те книжки в детстве читала.