Начавшаяся осенью осада Меца стала делом государственного значения. Чтобы защитить город от натиска, обещавшего быть беспощадным, следовало собрать немалые запасы провизии и снарядов. Эти обязанности были возложены на Монморанси, но Франциску де Гизу самому пришлось вложить в оборону города немалые средства, но и их не хватило.

Вокруг Меченого сплотились все сторонники проведения военных действий, начиная с брата герцога Пармского, Горацио Фарнезе, и заканчивая Пьеро Строцци, кузеном Екатерины.

Трепещущая Европа, затаив дыхание, следила за развитием этой судьбоносной дуэли. Каждый день в Париже король и придворные получали известия о подвигах, достойных храбрецов Карла Великого.

Гизы героически удерживали Мец от осаждавших его герцога Альбы и маркиза де Мариньяна. За линиями вражеских войск герцог д’Омаль рассылал кавалерийские патрули. Рискуя жизнью, он приглядывал за одним из немецких военачальников, маркграфом Альбертом Бранденбургским, поскольку у французов после предательства Мориса Саксонского имелись основания ему не доверять.

Внезапно в конце октября немец набросился на герцога, разбил его отряд, и зять герцогини де Валентинуа попал в плен. Поражение французов расчистило путь Карлу V. Император не замедлил явиться и принял командование над пятидесятитысячной армией осаждающих.

Герцог Франциск де Гиз прекрасно сознавал, что на кону в этой войне стоит судьба клана. Это прекрасно понимал и коннетабль Анн де Монморанси.

Пьеро Строцци спешно покинул Мец и доложил королю, что коннетабль медлит с доставкой продовольствия в город. К счастью Диана де Пуатье была начеку. Помощь в город была доставлена своевременно.

Окруженный со всех сторон Мец победоносно сопротивлялся имперцам.

Разрушив первую крепостную стену, Карл V натолкнулся на возведенную вторую. Он упорствовал с той безоглядной яростью, которая погубила его предка Карла Смелого. Но пушечные выстрелы, несмотря на яростные ежедневные атаки императора не достигли цитадели.

Удача вновь улыбнулась французам. Наступила зима. Карл V, потеряв половину солдат, погибших от голода, холода и измождения, 2 января 1553 года неохотно отступил. Все лавры за это жалкое отступление противника стяжал Меченый, герцог Франциск де Гиз. Он стал для французов подобен Богу.

Совместные усилия фаворитки и могущественного клана и на этот раз, к досаде коннетабля, увенчались успехом. Удовлетворение, испытываемое Дианой, как родственницей победителя, несколько омрачилось лишь пленением ее любимого зятя, герцога Клода д’Омаля.

В феврале герцогу Франциску де Гизу был устроен триумфальный прием при королевском дворе, и Диана де Пуатье разделила его торжество. Никто больше не осмеливался насмехаться при виде всемогущей фаворитки. История с леди Флеминг была забыта.

Вскоре король опять отправился в поход, и Екатерина снова стала регентшей, получив столь же мало свободы для проявления своих незаурядных талантов по управлению государством. В разочаровании она прибегла к своему обычному средству и родила в прекрасный майский день дочь, которую по ее настоянию назвали Маргаритой в честь мудрой, талантливой и любимой сестры короля Франциска I.

Война продолжалась, и французские войска под предводительством Франциска де Гиза и Гаспара де Колиньи продолжали беспокоить отступающую армию растерянного императора.

Диана де Пуатье поднялась, казалось, на вершину своего могущества, при этом ее возмутительная красота смахивала на чудо. И тогда-то терзаемая ревностью Екатерина попыталась привлечь внимание к себе. Во Франции у нее не было никаких возможностей, и она повернулась в сторону родной Италии. Заручившись поддержкой коннетабля, она решила направить в Италию Пьеро Строцци, чтобы объявить войну правителю Флоренции.

Екатерина вновь, как обычно, с нетерпением ждала прихода кузена, который к счастью недавно прибыл в Париж из военного лагеря. Как только ей доложили о его приходе, она встала и медленной, с присущей ей величественной походкой направилась к двери, чтобы самой встретить дорогого Пьеро.

Пьеро Строцци вошел в кабинет королевы и, обнажив голову, приветствовал ее широким взмахом шляпы.

Она подошла к нему с дружески протянутой рукой и улыбнулась самой благожелательной улыбкой.

– Пьеро, мой дорогой друг, брат мой, как я рада тебя видеть!..

– Бродяга вроде меня, искренне преданный вам, тоже рад нашей встрече, Ваше Величество, – с улыбкой ответил на приветствие королевы кузен. – Чувствую, что наша встреча связана с тем, что вы наконец-то устремили ваш взор в сторону нашей многострадальной Тосканы.

– Ты, как всегда, проницателен и догадлив, – полушутливо, полусерьезно ответила Екатерина, с удовольствием принимая столь любимую ею манеру кузена вести разговор.

– Я так мечтал предаться заслуженному отдыху и наконец-то приступить к переводу речей Цицерона, но чувствую, что вновь буду вынужден наряжаться в боевые доспехи.

– О, да! – подтвердила королева. – Мой замысел может выполнить только человек такого масштаба и такой отваги, как ты.

Пьеро низко поклонился.

– Я буду всегда действовать в ваших интересах, как ваш самый верный и преданный слуга и друг, каким и был всегда.

Екатерина приблизилась к своему креслу и жестом пригласила кузена разместиться напротив нее. Разговор предстоял серьезный. На Екатерину успокоительно и благотворно действовала мысль, что перед ней сидит надежный человек, которому она может довериться. Пока ей явно не хватало таких людей в своем окружении.

Пьеро откинулся на спинку кресла, на лице его было выражение исключительного внимания.

– Пьеро, тебе наверняка уже известно, что наша родная Тоскана воспользовалась успехами королевских войск и пытается порвать свой испанский поводок?

– Да, я осведомлен, что восстала Сиена, и искренне рад. Наконец-то!..

– Мне удалось уговорить короля и получить разрешение использовать свои земли для поддержки повстанцев. Так вот, Пьеро, я хочу в создавшейся ситуации изгнать из Флоренции нашего с тобой кузена Козимо, герцога Тосканского.

Кузен посчитал себя обязанным заметить:

– Стечение обстоятельств выгодно сейчас для вас, Ваше Величество. Вы можете вернуть себе Тоскану, которая принадлежит вам по закону и поставить правителем одного из своих сыновей.

– Генриха, моего ненаглядного сына!.. – невольно вырвалось из самой глубины души Екатерины, и тут же она вновь вернулась к главной теме разговора. – Пьеро, как ты думаешь, за что ратуют сейчас флорентийцы?

Она внимательно посмотрела на кузена, желая услышать его мнение, к которому всегда прислушивалась и которое высоко ценила.

– Я не думаю, я знаю. Флорентийцы, многие из которых находятся в изгнании, ратуют за республику. Естественно, эта республика должна находиться под защитой французской короны.