— Будет тебе санкция, — решительно сказал Крылов. — Работай.

— Кстати, у меня есть и еще одна версия: на самом деле, может быть, именно этот Ростовский эти убийства и совершал. Узнал, что жена ему изменяет, и начал мочить соперников из ревности. Поэтому-то и в пах им бил.

— В общем, людей, машины и разрешение на прослушивание телефонов ты получишь завтра же, — подытожил Крылов. — И проверяй все версии, как проклюнется что-нибудь интересное — доложишь.

* * *

Как это ни странно, но за последнюю неделю Чертанов на улицах города встретил трех знакомых женщин, причем с двумя из них Михаил был когда-то в весьма близких отношениях. А на одной даже чуть не женился. И только позже он осознал, что подобные решения рождаются или от глухой душевной тоски, или с глубокого похмелья. Чем именно он в тот раз руководствовался, Чертанов так и не сумел вспомнить. Может быть, и тем и другим.

Оказывается, за несколько лет, что они не виделись, ни одна из них не сумела его позабыть.

А третья, с которой, как он считал, у него был поверхностный и ни к чему не обязывающий роман, держала на тумбочке в спальной комнате его фотографию, а вторую (кто бы мог подумать!) всегда носила с собой. Но, что самое интересное, он никак не мог вспомнить, когда и где был запечатлен. На снимке он сидел на стуле, слегка откинувшись на высокую спинку, при этом одна рука небрежно заброшена за голову, а в другой — дымящаяся сигарета. Лицо задумчивое и спокойное.

Следовало бы оценить подобную преданность и возобновить давно прерванное знакомство, но Чертанов вдруг забуксовал, с удивлением отметив в себе странную и неожиданную для самого себя перемену. Раньше, бывало, ради перспективы жаркой ночки он готов был отставить в сторону самые срочные дела и пуститься пешком в противоположный конец Москвы, а сейчас лишь только усмехнулся, вспоминая себя прежнего, ненасытного. Значит, за последние два-три года он что-то утратил. А может быть, наоборот, сумел что-то приобрести. И сейчас Михаил не знал, стоит ли радоваться обнаруженным переменам, или все-таки загрустить о навсегда потерянном? Немного позже он вдруг сделал для себя открытие, что просто повзрослел и теперь начинает ценить не количество познанных женщин, а их качество. В конце концов, он уже не восторженный щенок, а матерый зверюга, научившийся получать вкус от жизни.

Преданность той женщины он так и не оценил, впрочем, как и ее неожиданную настойчивость. Не мог же он поведать ей о том, что после нее у него была такая длинная череда сердечных побед, что она просто затерялась в этом списке. За несколько лет его бывшая любовь не стала краше, и это был еще один аргумент не в ее пользу, а наметившаяся под глазами сеточка морщин свидетельствовала о том, что в ее жизни было не все так благополучно, как она хотела показать.

— Понимаю, — произнесла Любаша, — теперь у тебя появилась женщина. И ты боишься, что она может приревновать меня, — сделала она безжалостное заключение.

Чертанов сдержанно улыбнулся. И эта женщина претендует на то, что знает его почти так же, как родная мать. Возникни у него нешуточное желание встретиться, так вряд ли он обратил бы внимание на такое крохотное препятствие, как гражданская жена. Трудно даже придумать аргумент, который сумел бы удержать его по-настоящему. Высокий забор? Его можно перелезть. Несколько здоровяков, охраняющих предмет страсти? Так и их можно устранить. Собственно, в этом плане вопросов нет.

— Да, — коротко отвечал Чертанов и, щадя самолюбие женщины, добавил: — Она у меня очень ревнивая.

— Молодая?

Вопрос прозвучал с некоторой завистью, что не укрылось от Чертанова, и он ответил, стараясь не выдать собственного счастья улыбкой.

— Ей двадцать один год.

— Молодая, — сделала Люба безжалостное заключение, мгновенно уяснив, что теперь ее шансы более чем призрачные. — Я уезжаю. Мне бы хотелось с тобой проститься по-настоящему. Ну да ладно, видно, не суждено. Можно, я тебе буду звонить? — И, уловив во взгляде Чертанова отказ, быстро добавила: — Хотя нет, по домашнему телефону не стоит, ты же сам говорил, что она ревнивая. Ведь твоя девочка может поднять трубку и тогда устроит тебе сцену. Дай мне лучше номер своего мобильника. — Любаша стала рыться в сумочке, пытаясь извлечь блокнот с ручкой. И ведь будет звонить! И что неприятно, произойдет это в самый неподходящий момент, к подобным сюрпризам у нее просто талант!

— Не стоит, она очень часто пользуется моей трубой.

— Господи, как тяжело, — вздохнула женщина, — и здесь не слава богу. Что за жизнь пошла, нельзя даже поговорить с чужим мужиком о пустяках! Ну, хоть электронный адрес у тебя есть, по которому я тебе могла бы отправить письмо, чтобы девушка твоя не прочитала и не приревновала?

Улыбка у Михаила получилась грустной. Любаша опять ничего не поняла.

— Дело в том, что она постоянно просматривает нашу почту, и мою в том числе, — с некоторой натяжкой соврал Михаил.

Любаша всплеснула руками:

— Господи, как все запущено! Мишуня, объясни мне наконец, ты ли это передо мной или кто-то другой?

Как же объяснить некогда любимой женщине, что он не прежний Бес, способный бросаться на любое голое колено и в любое время суток. Он заматерел, а следовательно, остепенился. В сущности, он действительно стал другим, хотя оболочка практически не изменилась, разве что в некоторых местах преждевременно показался седой волос. А потом, есть такое доброе и славное правило — не возвращаться на прежнюю поляну, к примятой траве, где тебе некогда было хорошо. Горько, знаете ли!

— Оставь мне свой телефон, — неожиданно живо откликнулся Чертанов, — я тебе позвоню!

— Ты меня не обманываешь? — залучились радостью женские глаза.

Чертанов не раз убеждался в том, что, в сущности, женщине для счастья нужно не так уж и много. А именно, чтобы мужик был рядом, здорового ребенка или, как в его случае, всего лишь пустое обещание.

— Разве можно обманывать женщин? — удивился Михаил. Господь обычно таких вещей не прощает.

За сегодняшний день он уже трижды вместе с пачкой сигарет вытаскивал крошечный клочок бумаги с телефонным номером, и всякий раз с большим трудом преодолевал в себе искушение швырнуть этот обрывок в ближайшую корзину для мусора. Все-таки надо позвонить, что бы там он сейчас ни чувствовал, но когда-то их связывали весьма трогательные отношения.

* * *

У Веры имелось еще одно важное достоинство: она умела чувствовать его настроение, и сейчас, едва Михаил переступил через порог, как она тотчас угадала его состояние.

— Ты сегодня какой-то немножечко другой, — всмотрелась она в его задумчивое лицо.

— Встретил сегодня свою старую любовь, вот и взгрустнулось, — со всей серьезностью отвечал Чертанов.

Михаил не однажды замечал, что ей хватало мудрости (и это несмотря на молодость!) не устраивать ему сцен. Сказанное вполне походило на правду, а там пускай понимает, как хочет.