class="p1">— В чем тут дело? С вас все еще не довольно?

Солдат, лежавший на земле, с трудом приподнялся. Он был до ужаса худ; большие темные глаза его глубоко ввалились. Стараясь отдышаться, он указал на второго солдата и прохрипел:

— Мерзавец… хотел… стащить с меня сапоги… собака…

Второй, рослый, широкоплечий, на вид был значительно здоровее. Казалось, он вовсе не был изнурен. Упреки товарища его, видимо, нисколько не смутили. Спокойно завязывал он сдвинувшийся во время драки шарф.

— Это верно? — резко спросил Вальтер.

— Чего зря волноваться, — ответил широкоплечий. — Он же едва ползет, зачем ему сапоги?

Повернувшись к лежавшему солдату, он крикнул:

— Ты же все равно околеешь, болван, в сапогах или без сапог.

Вальтер вытащил из кобуры револьвер.

— А ну-ка, проваливай! Сию же минуту!

Верзила, не говоря ни слова, повернулся и медленно отошел. Сделав шагов десять, он бросился бежать.

— Вон там принимают пленных. — Вальтер показал на разрушенное здание бывшего театра.

— Мне придется ползти, я не дойду.

— Идемте, я помогу вам.

Приближался новый отряд пленных. Вид у них был на удивление бодрый. В серых шинелях, с ранцами на плечах, а некоторые — даже совсем уж не по-солдатски — с чемоданчиками в руках, они маршировали, чеканя шаг.

Вальтер и пленный ждали, пока они пройдут.

Отряд состоял только из офицеров. Здесь не было ни одного обмороженного, ни одного падающего от истощения. Как невозмутимо смотрели они на груды развалин! Вальтер не удивился бы, если бы эти офицеры затянули «Хорст Вессель».

Никто не конвоировал отряд: офицеры шли в плен без конвоя. Марш в честь десятой годовщины «тысячелетнего рейха!». Они шли прямиком в плен, как бы по приказу лишь для них существующего провидения.

Вальтер крикнул офицерам:

— Алло! Прихватите камрада! Ему не дойти.

Кое-кто оглянулся, удивляясь, что человек в русской шинели говорит по-немецки без всякого акцента. Но все сделали вид, что ничего не поняли, и, не останавливаясь, продолжали свой путь.

Вальтера охватило бешенство. Но что было делать? Он крикнул им вслед:

— Эй, вы, свиньи! И это вы называете солдатским братством?

Один офицер вышел из строя, подошел к Вальтеру и сказал:

— Правда ваша, свиней среди нас достаточно. Идем, камрад!

Он взял солдата под руку и повел его к колонне.

VIII

Взволнованные голоса, шум, крики. Красноармейцы привели в убежище пленного немца. Майор Зюскинд уже собирался выйти, чтобы унять их, но в это мгновение дверь распахнулась и в комнату ввалилась целая толпа солдат. Несколько человек подошли к столу майора и принялись что-то возбужденно рассказывать ему.

Что же произошло?

Оказалось, красноармейцы взяли в плен немецкого солдата, утверждавшего, что он хорошо знал товарища Тельмана, еще совсем недавно видел его и говорил с ним. Первый немецкий солдат, знавший Тельмана! Красноармейцы так обрадовались этому, что с триумфом привели его к майору.

Слушая красноармейцев, майор Зюскинд рассматривал пленного. Тот стоял посреди комнаты, удивленный и безмолвный; вероятно, он не мог уяснить себе причину радости и волнения советских солдат. Это был высокий нескладный детина с бычьей шеей. Шинель на нем была довольно приличная, но шарф рваный, а руки обернуты тряпками неопределенного грязно-серого цвета. Его живые круглые глаза встретились с глазами майора, и оба несколько секунд пристально, словно оценивая, смотрели друг на друга.

Все новые солдаты вбегали в подвал. Каждому хотелось взглянуть на фрица, который знал Тельмана, который еще недавно видел его, говорил с ним.

Вальтер Брентен вошел как раз в ту минуту, когда майор Зюскинд дружески выпроваживал из подвала красноармейцев. Они удалялись очень неохотно, всем им хотелось присутствовать при допросе необыкновенного пленного. В коридоре убежища они остановились, продолжая оживленно обсуждать происшедшее.

Майор Зюскинд вернулся к своему столу, сел, заглянул в бумаги, лежавшие перед ним, а затем медленно поднял голову и посмотрел на пленного, который молча стоял и следил за каждым движением майора.

— Имя и фамилия?

— Август Кёрбер.

— Вы знаете Эрнста Тельмана?

— Да.

— Откуда вы знаете его?

— Я был тюремным надзирателем.

У майора Зюскинда задрожали губы. Долго смотрел он на солдата своими большими, утомленными бессонницей глазами. Первый немец, который мог дать сведения о Тельмане, оказался одним из его бывших тюремщиков. Майор, не опуская головы, закрыл глаза, он точно отдался своим мыслям. Потом в упор взглянул на немца и спросил уже совершенно спокойно и сосредоточенно.

— Расскажите, что вам известно о Тельмане. Ну, говорите же наконец!

Немец стоял навытяжку и с удивлением рассматривал советского офицера, его невероятно худое, костлявое лицо с запавшими щеками, на котором тем заметнее выделялся длинный нос. Быть может, пленного удивляла безупречная немецкая речь советского офицера.

Он размотал и снял с руки шерстяную тряпицу, видимо, не зная, с чего начать. Потом искоса бросил беглый взгляд на Вальтера Брентена, неподвижно сидевшего поодаль.

— С ним у нас… у нас в Ганновере неплохо обращались, поверьте мне. Но… Но надзор за ним был строгий… Специально из Берлина прислали одного… Только к нему приставлен был… Мне он дал хороший совет…

— Кто? — спросил майор.

— Тельман… Когда меня призвали, я зашел еще раз к нему в камеру… Дежурный был как раз мой хороший приятель. Я спросил у него, как мне сейчас поступить.

— Вы спросили у Эрнста Тельмана?

— Да… Он сказал мне… То есть сначала он спросил: «Вы хотите воевать против рабочих и крестьян социалистического государства?» Я ответил: «Нет, не хочу». На это он сказал мне: «Так зачем же вы спрашиваете?» Я повторил: «Но что мне делать?» А он: «Какой же тут может быть вопрос? Надо переходить на сторону Красной Армии…»

— Вы говорите — это был хороший совет. Я ведь не ослышался. Верно? — Глаза Зюскинда сверкнули в глубоких темных впадинах.

— Да, это был хороший совет, очень хороший совет.

— И почему же вы ему не последовали?

— Господин… господин… я служил писарем при полковом штабе… Мне ни разу не представился случай.

Несколько секунд длилось молчание. Пленный неотрывно смотрел на майора; тот, тяжело дыша, уставился невидящим взглядом в доску стола. Наконец, не поднимая глаз, майор спросил:

— Что еще вы можете сказать об Эрнсте Тельмане?

— Он так мужественно держал себя, что мы не могли не уважать его…

Майор Зюскинд, не меняя позы, снизу вверх посмотрел на пленного, и Вальтер Брентен увидел на его бледном лице легкую улыбку…

— Он никогда и ни в чем не отступал от своих политических убеждений.

Майор Зюскинд поднялся, молча прошел мимо пленного к двери, открыл ее и сделал знак солдатам комендантской роты. Кивнув в сторону пленного, майор приказал:

— Поместите его где-нибудь поблизости. Допрос не