– О, мессир! Это так неожиданно, что у меня и слов не находится от радости. Боже, Боже! Как долго вас не было, мессир Пьер! Ивонна с ума сойдет от радости.

– Я же сказал – хватит, Робер. Говори об Ивонне!

– Да что же говорить, мессир? Ивонна живет как в заточении. Никуда не выезжает и нигде не показывается. Все ждет вас, мессир. Последний раз она сообщила мне через посыльного, что вскоре ожидает вас увидеть. Писала, что вы скоро явитесь, но ей никто не верил. И вот вы здесь, мессир! Я так счастлив!

– А дети? Как они, как Эжен, Мари? Рассказывай!

– Дети, мессир, растут. Эжен уже большой и очень похож на вас. Я его видел в начале лета. А Мари просто прелестна. Вылитая Ивонна! А глаза, кажется, еще синей, чем у матери! Скорей бы вы их увидели, мессир! Но как же вы-то?

– А что я? Все хорошо, Робер. Вот приехал на корабле. Слава Богу, все закончилось, и теперь можно отдохнуть и насладиться домашним уютом и покоем. А как тут наши дела?

– Мессир, должен признаться, что дела идут неважно. Убытка нет, но и доход неважный. Без вас плохо. Я уж и так с ног сбился, но вас заменить никак не мог. За последний год всего сорок тысяч дохода. Едва хватает на содержание поместья и конторы с мастерскими. Скорее бы вы брались за дела, мессир. Мне так неловко, но что я могу поделать?..

– Не огорчайся, Робер. Скоро я сам начну опять заниматься делами, а сейчас мне необходимо привести себя в порядок, а главное – выспаться и отдохнуть. Плавание было слишком утомительным. Так что раздобудь-ка мне лошадь.

Полчаса спустя Пьер уже отмокал в ванной. Двое слуг носились по дому, угождая хозяину. Кухня наполнила весь дом ароматами яств.

Пьер с трудом дождался того момента, когда можно было завалиться на чистые простыни, пахнущие пряными травами, и тут же погрузился в блаженный сон.

Он крепко и спокойно спал до следующего полудня. Никто не решался будить господина, ходили на цыпочках, говорили шепотом.

– Жан! – позвал Пьер слугу, проснувшись от яркого солнца, бившего через щели в шторах. – Поди сюда!

– Вы проснулись, господин? Чего желаете?

– Умываться и есть! Больше пока ничего. И быстрее, каналья ленивая!

Пьер хотел к вечеру попасть в усадьбу, но, конечно же, не рассчитал времени. Он так и не смог выехать в этот день и отложил это на утро. Зато щеголял теперь отменной стрижкой, был чисто выбрит, благоухал душистой водой и сверкал белоснежными манжетами и воротником. Шляпа с широкими полями дополняла его наряд. Платье было самым модным и приятно отдавало чистотой и свежестью.

Он встретился с Арманом. Как и договаривались, тот пришел к нему в дом, но Пьер спал и тому пришлось три часа ждать пробуждения своего друга.

– Дорогой Арман! – встретил Пьер друга за завтраком, который можно было считать и обедом. – Завтра мы отправляемся ко мне в усадьбу. Сегодня, как бы я на это ни надеялся, ничего не выйдет – проспал, как ты можешь заметить.

– Я с нетерпением ожидаю встречи с твоей супругой, Пьер.

– Только не вздумай с ней заигрывать, Арман. Я не очень-то ревнив, но на этот раз могу и сорваться. А со мной шутки плохи. Учти это, – заметил Пьер и довольно рассмеялся.

– Прости, друг, но обещать не могу. Буду стараться, но…

– Тогда точи шпагу или готовь кулаки.

– Тогда, как ты сказал, я лучше сдержу себя, Пьер, – улыбка не сходила с губ Армана.

– А ты молодец, Арман. Принарядился. Хорошо выглядишь. Я доволен.

– Ты-то доволен, но я остался без денег!

– Это легко поправимо. Я же обещал, что ты сполна получишь свое, но немного надо подождать. Мне надо освоиться, а на первое время ста золотых тебе хватит. Держи! – Пьер перебросил другу увесистый мешочек со звонкими монетами.

– Я всегда верил, что ты исполнишь свое обещание, Пьер. Теперь можно и пожить в свое удовольствие!

– Ладно, Арман, мне некогда. Завтра будь готов на рассвете выезжать. До усадьбы почти двадцать миль, и ехать долго. Не опоздай.

– Будь спокоен за меня, Пьер. Готов буду вовремя.

И вот они уже ехали по пыльной дороге. Кругом были заметны первые признаки осени, благоухали травы, чуть желтели перелески, поля, пригорки виноградных зарослей; трудолюбивые крестьяне провожали их любопытными взглядами, с трудом разгибая спины. Некоторые улыбались, узнавая Пьера, махали ему рукой, и он с удовольствием отвечал им.

Друзей так переполняли чувства, что разговаривать не хотелось. Нетерпение будоражило Пьера, а Арман просто любовался панорамой предгорий и отдыхал душой от всего пережитого.

– Сейчас будет поворот, и ты увидишь мою усадьбу. Гляди, Арман, – вот она!

– Ух ты! – воскликнул Арман, вглядываясь в далекие постройки. – Да у тебя настоящий замок, Пьер! Вот это жизнь, никогда бы не поверил, что ты действительно можешь иметь такое! Поздравляю!

– Погоди, Арман. Я сильно волнуюсь. Сердце готово выпрыгнуть из груди.

Кони влетели в раскрытые ворота. Куры и гуси с воплями бросились по углам, собаки залились яростным лаем. Кто-то из людей выскочил навстречу, но, увидев господ, замешкался, с любопытством глядя на взмыленных лошадей.

Пьер выскочил из коляски и опрометью бросился наверх. В первой же комнате он остановился как вкопанный. Перед ним стояла Ивонна, вся в растерянности, в пышном наряде с лентами и бантами, и глядела испуганно своими огромными голубыми глазами-озерами. Они стояли так секунду, потом глаза Ивонны стали меняться, лицо залил обворожительный румянец. Лицо засияло радостной счастливой улыбкой, она раскрыла объятия, и Пьер подхватил ее, осыпая жаркими поцелуями.

Они так стояли в обнимку и не могли произнести ни слова. Наконец Пьер услышал голос, который заставил его обернуться:

– Мама, что это?! Что ты делаешь?

– Сынок! – Пьер бросился к мальчику, лицо которого было искажено злостью и обидой. – Сынок, это я, твой папа! Я приехал! Иди ко мне!

Эжен вздрогнул, лицо его озарилось широкой радостной улыбкой, и он со всех ног бросился к отцу, прыгнул на него, вцепился и стал целовать мягкими нежными губами.

Наконец, немного успокоившись, он спрыгнул с Пьера и сказал:

– Мама, а я сразу его узнал. Это мой папа! Он теперь будет с нами, правда, мама?! Мари! – заорал он во всю глотку. – Беги скорее сюда! Папа приехал! У нас теперь будет постоянный праздник! Мари, где ты?

В комнату вбежала девочка лет трех. Пьер взглянул на нее, и сердце его зашлось от любви и радости. На него смотрели огромные синие глаза матери, но более чистые, нежные. Пьера даже зашатало от восторга и прилива чувств. Он раскрыл объятия, но Мари не шевельнулась. В глазах девчушки появился страх и недоверие. Ивонна, сдерживая слезы радости, сказала:

– Мари, девочка, это же твой папа. Подойди к нему и поцелуй. Ты его еще не знаешь, но вы скоро подружитесь. Иди же!