— Да хотя вон то седло. — Она указала, на громоздящее изделие из пластика, стали и кожи. — Уж его точно тащить не стоило.

— Собирались, но потом заметили вот эти странные шарики. Мало ли они для чего. И не отсоединяются так просто. Вот и пришлось волочь.

Клеопатра отложила последний штатив в сторону и встала с походного стула:

— Всё, делать смеси я закончила. Теперь могу с вашим седлом покопаться.

— Да нет, — Танти остановил её и рукой и просительным тоном, — Седло мы ещё успеем осмотреть, да пленник обязательно про него расскажет. Ты вот лучше Бровера смени, возле его высочества, если спать не хочешь. Пусть он малость вздремнёт. И так удивляюсь, как он выдерживает эти все встряски.

— Зря ты так Ромочку недооцениваешь, — улыбнулась девушка. — Он хоть и самый худой из вас, но с каждым днём всё более жилистым и настойчивым становится. Точно когда-нибудь генералом станет.

— Не сомневаюсь…

— Да и ты ложись.

— Хм? Вроде как и сквока послушать надо, — засомневался Парадорский, поглядывай в тот угол, где телохранители наперебой вели допрос. Один из краберов Дейни держал рядом, а значит вся информация сразу же шла куда надо. — Вдруг что интересное?

— И без тебя разберутся, — резонно заметила Клеопатра. — Поспишь пару часиков, потом сам допрос продолжишь. Телохранителям ведь тоже поспать надо.

— Действительно, этот шуршон нам все жила вымотал. Разбудишь меня через два часа!

— Так точно! — отчеканила девушка, глядя, как её парень снимает с себя оружие, разгрузку, пояс и укладывается на кусок набитого воздухом пластика. — Отдыхай…

А сама с хитрой улыбкой поспешила к его высочеству. Если уж наследный принц прикажет отдыхать бравому командиру не два, а четыре часа, к ней не будет никаких претензий. Мол, хотела разбудить, да запретили. Вот и весь спрос.

Тем более что Клеопатра не забыла, как совсем недавно проспала лишних два часа во время тяжёлого перехода. Если Парадорский так о ней волнуется, то и она воспользуется своими родственными связями.

21-ое июня, 3589-го года, планетоид Колпи

Этим утром начальник штаба сам разыскал личную каюту военного атташе и без всяких церемоний вломился к нему словно к любимому родственнику. Правда при этом он выглядел жутко расстроенным, раздражённым и озлобленным. Ну и, что казалось для него вполне естественным, в изрядной подпитии. Чуть ли не от самого порога он стал жаловаться и возмущаться:

— Лежишь?! Когда такое творится? Нет, чтобы самим присутствием поддержать товарища. Особенно когда меня пытаются заклевать всякие бестолковые…, - он замер, подбирая слово, за которое его не привлекут к ответственности, — …Обормоты! Тьфу, ты! Как они меня уже достали! А ведь предупреждал: меня слушайте! Меня! Не даром я среди вас самый стойкий и к выпивке и в размышлениях!

Атташе уселся на кровати, пытаясь сфокусировать глаза на госте и растиранием висков унять пульсирующую в мозгах боль:

— Э-э-э…? А я как видишь, не стойкий…

— Ха! Да тебя никто не лечит! Я так и знал! Денщик! — заревел сквок, ну-ка давай сюда наш завтрак!

Видимо денщик и так находился сразу за дверью. Потому как уже через минуту в каюте атташе появился столик с бутылками, стаканами и несколькими вазочками лёгкой закуски. Чуть позже появился свежий омлет с луком и с сыров, а потом и вовсе пара горячих блюд, которыми можно наесться на обед, да и на ужин хватит.

Тогда как начальник штаба огромного планетоида продолжил жаловаться, не забывая при этом усиленно наливать и не сильно при этом замечая, что его собутыльник выплескивает свою недопитую водку в тазик, стоящий на полу возле кровати. Тяжкая ночь, после тяжелейшей пьянки с вечера, продолжилась не менее тяжким процессом утреннего опохмеления. Но через пол часика в голове у атташе посветлело и он временно обрёл возможность соображать. Незаметно для собутыльника включил диктофон и заплетающимся языком стал задавать «наводящие» вопросы:

— Слышь, я чё ты не на службе?

— Да пошла она!..

— Тебя уволили в запас?

— Ха-ха! — во весь голос заржал полковник, — Забодаются они меня увольнять! Я их всех перепью.

— Ну да, ну да…, с таким желудком ты точно до маршала дослужишься. Или кто там у вас выше всех?

— Ну, выше всех я точно не доберусь, — высказал совершенно трезвую мысль начальник штаба. А вот маршалом!.. За маршала!

Пока он наливал, его зеленокожий собутыльник громко икнул, но мысль свою не потерял:

— А как это можно не слушаться маршала? Как они посмели тебя пр…, пру…., проигнорировать?

— Потому что болваны! Командующий базы решил, что они силами «десятки» со всеми беглецами справиться. Тогда как я настаивал бросить в джунгли все силы. Понимаешь ты, все!

Атташе попытался свести свои расходящиеся зрачки в нормальное положение:

— Верное решение! Все бы справились и поймали этого принца.

— Ну, может там того принца и нет, но как оказалось беглецов не просто несколько человек, а несколько десятков! И все — не хуже нашей элиты. Ты себе только представь: человек пятьдесят из нашей «десятки» извели да уничтожили, сволочи! А наши — ни одного их трупа не нашли! Слышишь? Ни одного!

— Да как же вы так допустили? — пиклийцу было наплевать на погибших сквоков, его больше беспокоил тот факт, что до сих пор нет подтверждения смерти наследника престола. — Да у нас виновных за такие упущения под трибунал!

Он со злостью хлопнул ладонью по столику, обрушивая на пол несколько тарелок. Как всегда начальник штаба понял своего друга несколько превратно, подумал, что тот сильно переживает за павших союзников. Поэтому подсел к нему на кровать, одной рукой успокаивающе обнял за плечи, а второй мастерски, в два резких наклона, разлил водку по рюмкам:

— Знаешь друг, не стоит так горевать. Ребята пали в бою, с оружием в руках, что может быть лучше?

— Кхе…! Только на бабе.

Полковник скривился, от такого вульгаризма, но обжаться не стал:

— Все там будем. Но! Хуже всего, что эти скользкие имперцы сумели захватить в плен одного из наших. Причём сделали это ещё вчера, а только сегодня удалось разгрести подорванные завалы и пересчитать трупы. Один пропал! Причем вместе со своим…, гм, — он замычал, вовремя остановившись перед тайным словом, и переиначил: — Со всем своим оружием. Причём и другие трупы беглецы обобрали: теперь у них на четыре игломёта больше.