И такое однажды произошло. Она не знала, как ипочему оказалась не заперта дверь комнаты, в которой ее держали. Это былатюрьма, настоящая тюрьма: ставни закрыты, не пропускают света, на окнахрешетки, которые поставили предусмотрительные хозяева, чтобы в дом не залезливоры, а теперь они сгодились для охраны узницы. Васька спал у двери, какнекогда Роджер – на пороге комнаты Алима… В комнате были телевизор, видеомагнитофон,море киношек – все почему-то про любовь, ее считали какой-то телкой безмозглой!Мебель удобная, хоть и простая. На ночь Хозяйке давали какую-то гадость, откоторой она дрыхла как убитая, вставала с тяжелой головой и полдня приходила всебя, сидя на смятой постели и тупо глядя по сторонам. И вдруг однаждызаметила, что от порыва сквозняка колыхнулась дверь…

Ее бросило сначала в жар, потом в холод, потомона перестала дышать. И покуда не дышала, вслушивалась во все звуки этого дома,этой своей тюрьмы, ловила их всем сердцем, всем существом своим. Тишина. Такоеощущение, что дом вымер. Никого.

Никого из ее тюремщиков – и дверь приоткрыта…

Хозяйка соскользнула с кровати и на цыпочкахпрокралась по комнате. Выскользнула за дверь. Выглянула в коридор, потомрешилась на цыпочках пробежать по нему. Толстые деревенские половички –плетенные из обрывков тряпок, какими когда-то был устлан пол в жалкихкармазинковских домишках, – глушили звуки. Дверь в сени! Открыта. Дверь изсеней! Открыта… Веранда! Не заперта! Высокое крыльцо… ступеньки…забетонированная узкая дорожка к воротам… и никого, никого вокруг, и улицапуста!

Хозяйка летела, не касаясь земли, – какбыла, в одних толстых носках. Никакой обуви у нее не было, туфли отобрали и невернули, да она бы и босиком по лезвиям ножей бросилась сейчас бежать!Схватилась за калитку – и вздрогнула, услышав собачий лай.

Прямо на нее по пустынной улице неслась сворадеревенских шавок. В основном собаки были почему-то рыжие – ну, в деревняхвсегда так, как поведется какая-то одна масть, так она и ведется. Но среди этойбеспородной мелкоты летел, весело закинув голову, большой черный пес. Овчарка,кобелина огромный, молодой, полный сил. На нем был ошейник – очевидно, завидевсобачью свадьбу, этот развеселый молодой удалец сорвался с привязи, перескочилчерез забор и помчался в поисках приключений.

Хозяйка остановилась, пропуская свору. Песповернул голову и глянул прямо в ее глаза желтыми глазами. И вдруг остановился,забыл про все, что влекло его вслед за другими собаками, обернулся к Хозяйке изарычал, угрожающе нагнув голову. Глаза его сузились, кожа на носу собраласьскладками, оскалились клыки.

Хозяйка отпрянула, но было поздно: пес уженесся к ней – молчаливый, жуткий, черный… Мгновение – и повалит ее, вцепится вее горло… или в щеку, как Веселый Роджер вцепился когда-то в щеку Алима. Алимне знал, пьяный дурак, но Хозяйка-то знает, что слюна черного пса пропитанаядом, смертью пропитана… смерть несется к ней, норовит вонзить в нее зубы,черная смерть!

Она шарахнулась назад, вцепилась в калитку,тащила ее на себя… чудилось, долго-долго, движения ее были вялые, слабые. Ачерный пес мчался, оскалясь, слюна летела с его клыков! И вся свора, все этидворняжки вдруг повернули вслед за ним и тоже понеслись к Хозяйке, разеваяпасти – жутко, бесшумно, брызжа во все стороны слюной…

Она повернулась и ринулась к крыльцу – прямо вруки спохватившихся, как раз выскочивших из дому, ошарашенных ее исчезновениемРодиона и Васьки Крутикова. Кинулась к ним, как к последнему спасению,хваталась за них руками, заходясь в истерике. Она не видела, что вся сворабешено запрыгала у захлопнувшейся калитки, силясь достать до… кота,обыкновенного, хотя и бесхвостого серого кота, сидевшего в полной безопасностина высоком воротном столбе и бесстрашно, с каким-то садомазохистскимнаслаждением взиравшего на всю эту лающую, взбесившуюся ораву. Когда-то, назаре туманной кошачьей юности, он однажды не оказался достаточно увертлив илишился хвоста, но с тех пор научился злить собак как надо – это было одной изсамых больших радостей его жизни, а люди его интересовали мало. Поэтому котдаже не оглянулся, когда двое мужчин унесли в дом орущую, рыдающую женщину.

Конечно, конечно, это был нервный срыв. Снекоторых пор Хозяйка вообще панически боялась собак, тем паче – черныховчарок; вдобавок не могли не подействовать транквилизаторы, которыми еепичкали, да и потрясение от внезапного заточения подорвало психику.Удивительно, что Родион хоть что-то смог разобрать в ее несвязных,бесконтрольных воплях. Но ведь разобрал, змей подколодный! И не толькоразобрал, но и смекнул, что надо сделать. Наверное, магнитофон у него на всякийслучай был приготовлен, потому что, когда Хозяйка очнулась и начала туповспоминать свое неудавшееся бегство, Родион пришел к ней и молча включилзапись…

Она слушала и чувствовала, что, когдаплатиновый окрас слиняет с ее головы, волосы под ним окажутся седыми. Еще бы…Ведь она выложила все не только про Алима – а уже одного этого хватило бы,чтобы официально открыть против нее судебное дело, – но и про Анфису сНадюшкой… Небось Родион даже не сразу понял, какую карту сдала ему судьба. Новскоре сообразил и уже не собирался упускать удачу.

Ну что, что оставалось делать Хозяйке, как неначать играть по их правилам?! Они хотели денег – денег Алима для его жены,этой Валентины, для его детей, ну и для себя: для Родиона с его женщиной, дляВаськи Крутикова и Томки… Они получали эти деньги исправно. Хозяйка подписалавсе необходимые доверенности, сделала все нужные звонки. И при этом онапродолжала надеяться, надеяться неведомо на что. Даже когда узнала, что ееобчистили, ободрали как липку: лишили не только денег, но и права на дальнейшуюжизнь. Но когда появился Егор…

– Девушка, вы же вроде до моста хотели? –прервал тягостные думы Анфисы удивленный голос водителя.

Насчет девушки – это он загнул, конечно. Крутозагнул! Анфиса прекрасно знала, как она теперь выглядит. Сейчас ей можно былозапросто дать не только ее двадцать семь, но и на десяток годиков вперед. А тои побольше.

– Что, приехали?

Она глянула в окно.

Да, это Кармазинка. Шесть лет не видела ееАнфиса и вполне прожила бы без нее до конца дней. Но деваться теперь некуда. Авот и знакомый мосток. Какой же он неказистый, серый, просевший!.. Интересно,пролом в перилах залатали или нет? Много, много лет снился Анфисе этот пролом!

– Сколько я тебе должна? Пятьдесят? Давайсговоримся: вот еще пятьдесят, а ты меня довези до самой деревни. Неохотапешочком топать, того и гляди, дождь прольется.

– Это точно, дождь сегодня обещали, – сказалшофер, жадно глядя на деньги. Рука его уже дернулась к второй пятидесятке, ноон тотчас с сожалением сказал:

– Эх, я б с удовольствием вас подвез, да немогу. По этому мосту ехать – наверняка в бучило угодишь. Знаете про бучило?

Знала ли она!..