– Да рыльце в пушку! Если руководитель, блин, не может отчитаться за хозяйственную деятельность, он начинает мутить политикой… – подал голос один из верзил. – Сейчас в краевой администрации – полная шняга! Никакой официальной информации, что там с бабками и собственностью. А мы про это собрали много чего для мусорни.

– А как собрали? – спросила Елена.

– Ну, депутатские запросы пробашляли, и ваще… Короче, все за зелень! – возмущенно признался генерал.

– Тогда доплатите зелени, посадите в кадр депутата, который делал запрос, а сами сядьте как приглашенный Патроновым местный житель и якобы оппонируйте ему, но так, чтобы завалить губернатора, – предложила Елена.

– Гениально! – подпрыгнул Патронов, и глаза у него заблестели ровно на ту сумму, которую он мог по факту присутствия депутата положить в карман мимо рекламного отдела, мол, мы тут никого не пиарим, нам тут депутата сверху посадили!

Елене сразу стало скучно… Потом почему-то понадобилось ехать в дом генерала на Рублевке… осматривать его новогоднеукрашенный бассейн, новый бильярд и молодую лошадь. Елена пыталась сопротивляться, но Патронов шептал на ухо: «Я тебя умоляю!»

Выбрались оттуда часа в два ночи, с коллекционными бутылками в подарок. Морозило на полную катушку. Сил уже не было и уже ничего не хотелось. Елена заметила, что Патронов свернул в свою сторону, и запротестовала:

– К тебе не поеду!

– Едем к тебе? – вопросительно предложил он.

– Отвозишь меня домой. – Ей категорически не хотелось видеть его у себя.

– Так мы с тобой… так и не побыли вместе, – разочарованно сказал он, и это деревенское «не побыли» было первым его человеческим словом за все общение.

– Ладно, к тебе, – кивнула она, и он повернул так, что машина взвизгнула.

Как-то лениво прошла в ванную, где начисто забыла про кружевные трусики. Потом с потребительской готовностью упала в объятия Патронова и порадовалась наконец обретенной чистоте жанра… Патронов годился для совершенно функциональных отношений, хотя ожидал большего в ответ… и если не получал, то недоумевал. Мысли о том, что бывают принципиально другие отношения, не проникали ему ни в кровь, ни в сперму. И, когда говорил о каких-то своих влюбленностях, понимал под этим все, что угодно, кроме обсуждаемого предмета. После фразы: «Я бы мог в тебя влюбиться, потому что у тебя…» шло перечисление физико-биологических подробностей организма Елены.

Хотелось ответить, мол, а ты мне нравишься, потому что у тебя столько сантиметров там, столько здесь… но пожалела. Поняла, что и тут надо шифроваться. С Никитой, потому что он ранимый собственник; с Патроновым, потому что он эмоционально неразвитая деревенщина; с Муркиным, потому что он деградирующий алкаш; с Герой, потому что он социально успешный неудачник.

А как хотелось найти мужика по росту…

– Опять смоешься? – добродушно спросил Патронов, когда она села в постели и начала одеваться.

– Опять… – вздохнула она.

– Много с тобой хлопот, – пошутил он и тоже начал одеваться. – Да, у меня нет подарка тебе на Новый год. А я завтра улетаю. С детьми в Лондоне буду гулять… Возьми денег вместо подарка.

– Ты меня не перепутал с журналистом Иволгиным? – брезгливо спросила она. – У меня тоже нет подарка тебе. Возьмешь у меня денег?

– Ну, Лен. Ну что ты? Я же чисто по-мужски…

– Патронов, у тебя член настолько умнее языка, что, если бы им свою передачу делал, тебе бы равных не было…

Когда сели в машину, чтобы снять напряжение, он спросил:

– А знаешь песню Максима Леонидова «Привет!»?

– Не знаю…

– Вот слушай… «Привет! Сегодня дождь и скверно,/ А мы не виделись, наверно, сто лет./ Тебе в метро? Скажи на милость,/ а ты совсем не изменилась, нет-нет!/ Привет! А жить ты будешь долго,/ я вспоминал тебя вот только в обед!» – У него был приятный голос и кое-какой слух.

Она думала, какой противный этот заход про деньги. Деньги ей нужны, но не так. В отличие от множества женщин она понимала, что деньги – это самый жесткий способ контроля… и никогда не ходила в эту сторону таким способом. Почему-то сразу вспоминалось, как родители проверяли сдачу после магазина, словно она собиралась покупать на них оружие и наркотики. Как Толик ругал за лишние траты… Как от чужих денег пахло неволей. А неволи она не выносила.

– «Привет! А дождь все не проходит,/ а я с утра не по погоде одет. /Наверно, я уже простужен, да бог с ним!/ Слушай, мне твой нужен совет», – надрывался Патронов. – «В конце концов, мне дела нету,/ Решишь ли ты, что я с приветом, иль нет./ Но может, черт возьми, нам снова!../ Выходишь здесь?.. Ну, будь здорова… Привет… Привет… Привет…»

Она даже удивилась, как к месту он нашел песню. На фразе «наверно, я уже простужен» поняла, что страшно замерзла и течет из носу. Стала копаться в сумке, не нашла платка и стала сморкаться в те самые кружевные трусики. Патронов, глядя на эту жалобную картину, протянул свой платок и усилил работу печки.

Елена дежурно чмокнула его за это в щеку и подумала о том, что любишь не того, с кем спишь, а того, с кем просыпаешься… И нет силы, которая смогла бы заставить ее открыть глаза на этом плече и спросонья потянуться губами. И увидеть сияющие от нежности глаза и ответить глазами такой же нежностью. И чувствовать себя наполненной этим весь день… И чуть не заплакала от мысли, что это может не повториться…

…Проснулась разбитая и простуженная. В ванной валялся знакомый носовой платок. С трудом вспомнила, что это платок Патронова. Бросила в грязное белье, подумала, что в наследство от всех мужей почему-то оставались носовые платки. Клетчатые голубоватые от Толика, белоснежные от Фили, серые английские от Караванова. Вот теперь от Патронова будет один в коллекции. Бабушка всегда говорила, что носки и платки дарить – к ссоре… И тут она похолодела, вспомнив, что не заверила текст интервью! Рысью помчалась к телефону – мобильный Патронова был заблокирован.

«Проснется, включит!» – подумала Елена и начала собираться на работу. Перед уходом еще позвонила, потом с дороги, потом еще раз. Ой, как это напрягало! Набрала домашний, голос домработницы Леры был настойчив:

– Кто это? Он велел спрашивать всех!

– Мы с вами знакомы, я брала интервью. Блондинка. Вы еще мою сумку рассматривали, – напомнила Елена.

– А, ясно… Его нет. Он улетел, – с большим напряжением ответила та, видимо, вспомнила.

– Как улетел? Он никуда не собирался. Поймите, мне надо его подпись срочно на интервью поставить! Будет скандал в редакции…

– А вы с ним после интервью, что ли, не виделись? – спросила Лера, чтобы просчитать сразу и одноразовость Елены в патроновской жизни, и то, за кем она сегодня меняла простыни.

– Нет, конечно. Интервью срочное в предновогодний номер. Вдруг что-то пропустим!

– Звоните ему на мобильный. У вас есть его мобильный? – проверочно предложила она.