– Что это значит? – вкрадчиво, самым нежным голоском спросила Юлия, но Алексею стало куда менее вольготно. Он сдвинул ноги, закинул одну на другую, обхватил пальцами колено, отложил телефон:

– Ну что, позвонила его секретарша, сказала, что не приедет.

– Почему? – промурлыкала она.

– А я-то почем знаю? – неубедительно возмутился Алексей.

– Вчера отвалился Корнеев, теперь и Масальскис. Ну если это то, о чем я думаю…

Юлия взялась за свой смартфон. И, когда отвела от него глаза, она напоминала не славную и милую актрису музыкального жанра, а мегеру, жаждущую свежей крови. Зашипела, заливая плиту, кофейная пена. И шипела гюрзой Лялечка:

– Кто это сделал?

– Что? – попробовал было Алексей, но немедленно струсил и сдался: – Я.

– Зачем?

– Так должен же, как ответственное лицо…

Юлия шваркнула телефон на стол, уперла руки в бока:

– Ослиное, тупое, идиотское – какое угодно, но не ответственное. Дрянь корявая, паскудная, куда ж ты лезешь своими корявыми пальчиками?

Так она была хороша в таком виде – бешеная, оскаленная, сверкающая глазами, точь-в-точь кошка, – что Леша не выдержал. Преодолев законный страх, он изловчился, схватил ее в охапку и крепко прижал к себе. Когда Юлия чуть успокоилась и перестала плеваться чистым ядом, он ласково спросил:

– Малышка, что ты завелась? Какая разница, они бы и так отвалились.

«Боже мой, что я делаю? – ужаснулась, очнувшись, Юлия. – Немедленно, немедленно оберни все в шутку!»

Она рассмеялась, нежно и чуть насмешливо, и лишь на самом дне озер этих ласковых глаз вспыхивали адские огни.

– Пожалуйста, милый, сейчас же отправь заявление на аннулирование.

Алексей, пододвинув ногой табурет, сел на него и увлек с собой женщину.

– Конечно, малышка. Но ведь денег от этого не прибавится, – он огляделся, – можно попробовать сдать эту квартиру на выкуп…

Юлия, любовно проведя прохладными пальцами по его щекам, запустила острые коготки в шевелюру на затылке, с искренней озабоченностью, задумчиво проговорила:

– Я, Лешенька, одного не понимаю…

– Да-а-а-а-а… – простонал он, закатывая глаза, – а чего?

Она сжала кулак, больно потянула за волосы.

– Идиотизм – это у вас семейное?

– Полегче никак? – с некоторым недовольством поинтересовался Алексей, приоткрыв один глаз.

– Да я бы с радостью, – горячо заверила она, нежно целуя его в уголок рта, – но факты… такая упрямая вещь! Один дарит музыку на много миллионов бездарю и дармоеду, второй расшугивает инвесторов. Приведенных, кстати, не им. Для примера возьмем нормальных людей, не чокнутых. Согласен?

– Отпусти ты!

– Хорошо.

Освобожденный, Алексей кивнул.

– Ты считаешь, что они бы поступили подобным образом?

– Ну нет.

– Вывод: вы оба чокнутые.

– Допустим. Что лично ты предлагаешь?

– А, теперь ты готов рассмотреть мои предложения. Это показатель какого-никакого, но ума. Немедленно разберись с Федресурсом, – приказала она.

– Зачем?

– Затем.

– Прости, «затем» – аргумент для девочек, есть что-то посолиднее?

– Мог бы сам сообразить, директор, – заметила Лялечка с прохладцей, – хотя бы, например, для того, чтобы не провоцировать пока молчащих кредиторов. Такой тезис устроит?

– И откуда ты такая умная?

– Откуда и все, – по-детски огрызнулась Юлия, – идем далее. Ты – и снова сейчас же – объявляешь сбор денег на постановку. Сообщения об этом должны быть везде – на сайте, в соцсетях, на всех краудфандинговых платформах, до которых ты только сможешь дотянуться.

– Что ты, малышка, попрошайничать у нищих?

– Это не по делу замечание. Просто сделай то, о чем я прошу. Это важно.

Алексей, подперев щеку кулаком, разглядывал Юлию. Как же он долго мечтал об этом, ждал чуда, до одержимости и сведенных челюстей, а вышло все само собой, мирно и уютно, без слез и надрывов. Даже не на чем расписать это, как его… не должно тебе иметь жену брата твоего? Ну да, так. Причуду, грехопадение. Он-то всерьез рассчитывал, что стоит заполучить эту даму в постель, и отпустит, но теперь понимал, что от этого сокровища просто так не отмахаешься.

– Так и будем молчать и таращиться? – не выдержала она. – Или надеешься намолчать золотишка?

Он вдруг зевнул, от всей души, широко, как кот:

– Устал я. Не выспался.

– Я, между прочим, тоже.

Алексей, взяв ее за плечи, легонько, но ощутимо потряс:

– Признавайся. Спала с Мишкой?

– Ну что ты такое говоришь… – Как удивительно это было произнесено. При желании можно было расслышать как «…конечно, да!» или «…разумеется, нет!».

– Я, малышка, тоже кое-что не понимаю.

– Что именно?

– Неужели на мне так легко играть? Ты же ни вот на столько, – он показал самый мизер, – меня не уважаешь. Зачем тебе такая негодная вещь, как я?

– Дурак ты. Лешенька, милый, ну как тебе объяснить… Я люблю тебя, – вздохнула Юля. И запросто, единственно возможным, естественным жестом скинула рубашку: – Время есть еще. Иди ко мне, мой король.

…Уже в «Сапсане», за Бологим, Лялечка, отняв сонную голову от Лешиного плеча, спросила:

– Послушай, а если тебя спросят: где я была двадцать первого ноября с семи до девяти вечера, что ты ответишь?

Алексей, в свою очередь с трудом подняв тяжелые веки, поцеловал ее в ароматный висок:

– Что-что? Малышка, не понял. Я в тот вечер из дома не выходил, ты была со мной, ушла около часу ночи… – Он зевнул. – Я тебя посадил на такси, госномер «е» – сто шестьдесят семь, сто семьдесят семь, «у-а»…

Она восхитилась совершенно искренне:

– Талантливо-то как!

Пристально вглядываясь, Юлия пыталась разглядеть хотя бы тень фальши, насмешливого понимания, напряжения, заговорщического подмигивания – но ничего подобного не