– Откуда вы знаете, может быть, я так изменилась из-за любви к Тейту? Я стараюсь стать такой, какая ему нужна.

Скользнув по ней взглядом, Зи отстранила ее и взялась за дверную ручку:

– Я знаю одно: ты не та, за кого себя нам выдаешь.

– И когда вы думаете меня разоблачить?

– Никогда.

Кэрол вздрогнула от изумления.

– Пока Тейт доволен и счастлив, я не буду его разоча­ровывать. Папка останется нашим секретом. Но только попробуй опять начать его мучить, Кэрол, и я тебя унич­тожу.

– Этим вы уничтожите и самого Тейта.

– Я не собираюсь устраивать публичного разоблаче­ния. Достаточно будет показать досье Тейту. Он не до­пустит, чтобы его дочь растила шлюха, пусть и перевос­питавшаяся. Для меня это тоже невыносимо, но выбора нет. Нам очень редко предоставляется возможность по-настоящему выбирать.

На лице Кэрол появилось выражение предельного от­чаяния. Она схватила Зи за руку:

– Не рассказывайте ничего Тейту. Пожалуйста, Зи. Это его убьет.

– Только поэтому я и смогла так долго продержаться, – ответила Зи, высвободив руку. – Но ты уж поверь мне, Кэрол, если мне придется выбирать, причинить ли ему временное страдание или постоянно видеть его несчаст­ным, я любой ценой постараюсь предотвратить последнее.

На пороге она добавила:

– Я уверена, что ты станешь искать досье. Не затруд­няй себя попытками его уничтожить. Существует дубли­кат в сейфе, который могу открыть только я сама или, в случае моей смерти, Тейт.

* * *

Эйвери отперла входную дверь своим ключом и вошла:

– Мона! Мэнди!

Обнаружив их на кухне, она обняла девочку, прижав­шись к ее личику холодной щекой. Всю дорогу из Сан-Антонио она вела машину с опущенными оконными стеклами. После выбившей ее из колеи беседы с Зи она вся горела. К тому же прохладный воздух прогонял тошноту, которая одолевала ее при мысли о грязной истории Кэрол Наварро.

– Вкусный супчик, моя хорошая?

– Угу, – ответила Мэнди, отправив в рот ложку ку­риной лапши.

– Я не ждала никого к обеду, миссис Ратледж, но могу быстро что-нибудь приготовить.

– Спасибо, Мона, не надо. – Эйвери повела плечами, сбросив пальто, и села к столу. – Я не хочу есть. Чашечку чая я бы еще выпила, если это вас не очень затруднит.

Она нервно ломала пальцы, пока экономка не поста­вила перед ней дымящуюся чашку с ароматным чаем.

– Вы хорошо себя чувствуете, миссис Ратледж? У вас так горят щеки.

– Все в порядке. Немного озябла.

– Надеюсь, это не грипп. Его вокруг столько – легко заразиться.

– Все в порядке, – повторила она со слабой улыбкой. – Допивай сок, Мэнди, и я почитаю тебе перед сном.

Она старалась отвечать на болтовню Мэнди, которая явно продолжала делать успехи, но мысли ее постоянно возвращались к Зи и собранным той скандальным сведе­ниям о Кэрол.

– Все?

Она похвалила Мэнди, которая гордо протянула ей две пустые тарелки, допила чай и повела девочку в спаль­ню. Там она помогла ей расшнуровать ботиночки, уло­жила в кроватку, укрыла стеганым одеялом и устроилась рядом, взяв большую книжку с картинками. В детстве такую книжку ей читал отец. Она была полна изумитель­ных иллюстраций: златокудрых красавиц выручали из беды мужественные герои, преодолевавшие невообрази­мые препятствия. Самые ранние и дорогие воспоминания были связаны для нее с этим чтением. Она лежала под одеялом или сидела у отца на коленях, а его голос посте­пенно ее убаюкивал.

Это были драгоценные, долгожданные минуты: отец был дома и занимался с ней. В сказках, которые он читал, отцы-короли обязательно обожали своих дочерей-принцесс. И добро неизменно торжествовало над злом. Конечно. Недаром сказка – это то, что существует лишь в слове, лишь рассказывается. Они парят над реально­стью, в которой отцы порой месяцами не дают о себе знать, а зло берет верх слишком часто.

Когда Мэнди заснула, Эйвери выскользнула из комна­ты и тихо прикрыла за собой дверь. Мона после обеда всегда уходила на пару часов к себе, чтобы посмотреть сериал и отдохнуть, перед тем как готовить ужин.

Больше в доме никого не было, но к тому крылу, где жили Зи с Нельсоном, Эйвери кралась на цыпочках. Она не задумывалась о правомерности своего поступка. При других обстоятельствах о столь чудовищном вторжении невозможно было и помыслить. Но те обстоятельства, которые имелись налицо, сделали его необходимым.

Она легко определила, где находится их спальня. Очень уютная комната. Шторы были задернуты, чтобы не пропускать чересчур яркий свет осеннего дня. В воздухе ощущалось легкое цветочное благоухание, которое ассо­циировалось у нее с Зи.

Стала бы она держать столь шокирующую документа­цию в изящном бюро в стиле королевы Анны? А почему бы и нет? Оно казалось вне подозрений, как юная мона­хиня. Кому придет в голову туда лезть? Нельсон занимал­ся делами фирмы за массивным столом в кабинете на пер­вом этаже. С какой стати ему копаться в бюро супруги?

Эйвери взяла с туалетного столика пилочку для ногтей и поддела ей миниатюрный золотой замок на выдвижном ящике. Она даже не пыталась скрыть следы преступления. Зи ведь ожидала, что она постарается проверить ее слова.

Замок был не самый надежный. Через несколько секунд Эйвери выдвинула ящик. В нем оказалось несколько пло­ских коробочек с почтовыми принадлежностями, поме­ченными инициалами Зи, альбом марок, записная книжка и две Библии в черном переплете – одна с оттиснутым золотом именем Джека, другая – с именем Тента.

В глубине ящика лежала картонная папка. Эйвери вы­нула ее и расстегнула металлический зажим.

Пять минут спустя она вышла из комнаты бледная и дрожащая. Ее всю трясло как в лихорадке и мутило. Без­обидный чай бунтовал у нее в желудке. Она кинулась к себе и заперлась. Облокотившись спиной о дверь, она вбирала в себя освежающие потоки воздуха из окна.

Тейт. Ох, Тейт. Если только ему доведется заглянуть в эту папку…

Надо принять душ. Скорее. Немедленно.

Она сбросила туфли, стянула свитер, распахнула шкаф. И вскрикнула.

Отшатнувшись, она обеими руками зажала рот, из ко­торого продолжали вылетать нечленораздельные звуки. От движения открывающейся двери предвыборная афиша Тейта закачалась на красном шнуре, точно тело на висе­лице.

Посередине лба Тейта красной краской было намале­вано отверстие от пули. Краска стекала по его лицу, чу­довищно контрастируя с его улыбкой. Через всю афишу шли слова: «В день выборов!»

Эйвери кинулась в ванную, и ее стошнило.

– Это было кошмарно. Так мерзко.