<…>

12. Союзу Советских писателей (т. Фадееву) и Комитету по делам искусств при Совете Министров СССР (т. Лебедеву) создать в 3–4-месячный срок силами ведущих драматургов (Симонов К., Вирта Н. и др.) новые пьесы на антиамериканские темы[1499].

1 апреля 1949 года в Союзе писателей был подготовлен проект плана мероприятий «по усилению антиамериканской пропаганды» за подписью Симонова[1500], в котором подробно прописывались издательские планы на ближайшие несколько месяцев (вплоть до тиража, редакторов и листажа планируемых изданий). В первой половине мая о проведенных Комитетом по делам искусств мероприятиях по «усилению антиамериканской пропаганды» перед Маленковым отчитается Лебедев. Ужесточение антиамериканских позиций в круге партийного руководства скажется на списке лауреатов Сталинской премии за 1949 год.

Летом 1949 года все ранее наметившиеся направления советской культурной политики продолжали углубляться и усугублять и без того бедственное положение во всех без исключений сферах общественной жизни. Позднее Д. Данин писал:

В названии основополагающей статьи была грубая тонкость: речь велась словно бы лишь «об одной антипатриотической группе…». Но из этого тотчас следовало, что есть еще и другие. И не только театральные. Открывался простор для демократической инициативы. И варьирование разоблачаемых групп «безродных космополитов» стало разворачиваться с размахом[1501].

«Вредителей» и «антипатриотов» — тех, по выражению С. Васильева, «без кого на Руси жить хорошо», — искали везде: в литературе, литературной критике, музыке, театральном искусстве, кинематографии, архитектуре, скульптуре, живописи, биологии, агрономии, языкознании, школьном и университетском преподавании. Следствием этого стало «расшатывание» тематического каркаса подведомственной творческим организациям центральной периодики; например, содержание «Литературной газеты» к 1949 году становится настолько пестрым и неоднородным, что по газетному выпуску весьма сложно определить ее принадлежность Союзу советских писателей[1502]. По вполне понятным причинам к августу ежегодно искусственно возбуждалось внимание к области художественной литературы: в 1949 году «толстые» журналы обвинялись в том, что сократили публикацию «крупных оригинальных произведений советской литературы» (на самом же деле критика того же «Знамени» была обусловлена тем, что на его страницах напечатали слишком малый процент отмеченных Сталинской премией текстов). Достижения литературного производства исчерпывались текстами награжденных писателей[1503]. Важной тенденцией того времени стало требование к замедлению производственных темпов; партийцы с подачи Сталина ощутили потребность в необходимости качественного роста, которого можно было достичь только путем снижения количественных показателей. В передовой «За высокую идейность и художественное мастерство» «Культура и жизнь» требовала от художественной критики вести «борьбу за художественное качество произведений, против литературных „скороспелок“, серости и шаблона в искусстве»[1504]. Установка была весьма определенной, но от этого не менее утопической: писателям следовало «создавать произведения, превосходящие по глубине и величию идей крупнейшие произведения искусства прошлых веков»[1505]. При этом уменьшение числа написанных текстов не должно было приводить к мельчанию тиражей, но ровно наоборот: тиражи должны увеличиваться, чтобы каждый читатель имел возможность заполучить в собственное книжное собрание очередное «выдающееся» соцреалистическое произведение[1506]. Н. Онуфриев в статье «Правильно планировать издание художественной литературы» писал:

…в связи с культурным ростом населения спрос на литературу настолько расширился, что вышедшее из печати хорошее художественное произведение раскупается буквально в несколько дней. Приходится, к сожалению, отметить, что даже книги, удостоенные Сталинских премий, нередко не доходят до широких кругов читателей, и во многих местах нашей страны на них в библиотеках большой спрос[1507].

Институт Сталинской премии, уже давно и успешно подчинивший себе область литературной критики, стал оказывать все большее влияние и на книгоиздательскую практику, монополизируя эту сферу и вытесняя все остальные тексты на страницы «толстых» литературно-художественных журналов. В этой обстановке в очередной раз начал свою работу Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства.

Первое заседание Комитета состоялось лишь 30 ноября 1949 года[1508]. Фадеев во вступительном слове охарактеризовал текущую сессию как особенную, потому как в планах комитетчиков (как и в 1946 году) было восстановление законного порядка присуждения премий. Однако ни у председателя, ни у других членов Комитета не было представления о том, как организовать работу таким образом, чтобы рассмотрение «провести внимательно, хорошо и чтобы не затянуть»[1509]. К началу работы в Комитет поступило 552 кандидатуры, выдвинутые организациями, из которых 179 приходились на литературную секцию (это количество на 28 произведений превышало показатели предыдущего года). Объемы работы возросли настолько, что отбор произведений для голосования буквально уподобился конвейеру. С этого момента даже самые принципиальные комитетчики прекратят создавать видимость объективности принимаемых решений: ни один набор критериев (кроме, пожалуй, совокупности положения номинированного автора и субъективных вкусовых предпочтений экспертов) не отвечал задаче своевременного компетентного формирования списков кандидатов.

На работу секций по формированию предварительного списка отводилась всего неделя. В этот же период происходило финальное согласование в правительстве предложения Фадеева об очередном переформировании Комитета. «Властолюбивый генсек» продолжал «зачищать» экспертный состав, исключая из него неблагонадежных «поборников формализма» и «низкопоклонников». 4 декабря 1949 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло положительное решение, утвердив поступившие предложения Фадеева[1510] о переформировании состава Комитета по Сталинским премиям: экспертного статуса лишились Н. П. Акимов («освобожден от руководства Ленинградским театром комедии за проведение чуждой советскому искусству эстетско-формалистской линии»), К. С. Кузаков («осужден Судом чести и исключен из партии»), Е. М. Кузнецов («допустил ряд космополитических ошибок в области искусствоведения. Авторитетом среди работников искусств не пользуется»), П. А. Марков («дискредитировал себя, как руководитель и постановщик театра им. Станиславского и Немировича-Данченко») и Н. В. Баранов («о нем имеются компрометирующие материалы, дело передано в КПК»)[1511], а на их места были приняты К. М. Симонов, С. В. Михалков, М. Турсун-Заде, В. И. Пудовкин, А. В. Власов и В. С. Кеменов[1512]. Кроме того, был уточнен порядок финансирования Комитета[1513]. В этот же день вышло соответствующее постановление Совета Министров СССР № 5513.

В новом составе Комитет собрался уже 8 декабря[1514]. На заседании, посвященном отчетам руководителей секций о проделанной работе, также присутствовали представители прессы. О результатах обсуждения в литературной секции доложил председательствовавший Корнейчук:

У нас по художественной прозе выдвинуто 72 произведения, по поэзии 46 произведений, по драматургии 26 и по искусствоведению 11 произведений. И также выдвинуты киносценарии.

Секция литературы заседала, в первый раз уже обсудила эти произведения и выставила по прозе 37 произведений из 72, по поэзии 25 из 46, по драматургии 14 из 26, по искусствоведению 6 из 11. И не решен еще вопрос о киносценариях. Большинство высказалось за то, что киносценарии должны итти вместе с картинами, а некоторые товарищи еще не окончательно склонились к этому. Мы ждем Александра Александровича [Фадеева], чтобы на следующем заседании разрешить этот вопрос окончательно.