1948 год в развитии нашего искусства был ознаменован очень крупными успехами. Это сказалось хотя бы и в том, что и в области литературы, и в области искусства число лауреатов превысило государственное установление в этом отношении, было премировано гораздо больше людей, чем полагалось по статусу. Это явилось не признаком простого добросердечного отношения к искусству и литературе, которое имеет место, а признаком действительных, реальных успехов искусства и литературы в 1948 году[1485].

Декларируемые председателем Комитета тезисы об ужесточении порядка оценивания произведений и об усовершенствовании критериальной базы их премирования попросту не соответствовали действительности. Ни о каком пристальном анализе речи идти не могло: количество литературных произведений, с которыми необходимо было за месяц ознакомиться каждому члену секции, превысило два десятка. Поток поступавших рекомендаций становился все больше, а работоспособность комитетчиков с каждым годом очевидно снижалась. Однако Фадеев, во многом развивая мысли из своего прошлогоднего выступления, провозглашал:

Истекший 1949 год прошел под знаком критики и самокритики, и требования к искусству значительно возросли. Они возросли не только потому, что вырос культурный уровень нашего народа и возросли его требования, и партии правительство, отражая эти настроения народа, тоже повышают свои критерии требований, но и потому, что очень сильно выросло наша международное значение. Мне, как человеку, волею судеб сталкивающемуся довольно часто с прогрессивными людьми всех стран света, все более и более приходится убеждаться в том, что наша роль как передовой силы в развитии мировой культуры необычайно возрастает.

На Западе, да и в Америке тоже среди прогрессивных людей уже не так много таких, которые не понимают всего значения нашего искусства и нашей культуры для развития мировой культуры. Сейчас крупнейшие ученые, видные писатели, артисты, с которыми приходится сталкиваться на многочисленных международных встречах, говорят о том, что, в сущности говоря, они впервые начинают сознавать, какое значение имеет наше искусство и наша культура для развития мировой культуры. Я уже не говорю о такой стране, как Народный Китай, который со своим почти полмиллиардным населением вдруг, как для неопытного взгляда кажется, одним рывком вышел в ряд высоко цивилизованных наций, потому что те требования культурные, которые предъявляет сейчас китайский народ к себе и к культурному развитию всего человечества, они, может быть, наиболее близки нам, хотя в общем поверхностное представление о Китае как нации культурно отсталой, до сих пор существует. А между тем, которая так судила, что этот народ, и благодаря нашей духовной помощи ему, и благодаря тому, что он сумел в самом себе воспитать несущую руководящую силу в лице китайской коммунистической партии, которая правильно оценила пути развития китайского народа, — китайский народ вышел в ряды самых передовых наций мира.

Так вот, для Китая значение нашей советской культуры невозможно переоценить. Ведь в Китае наша советская литература имеет такое распространение и я бы сказал — такое звучание, которое просто наполняет сердце гордостью, с одной страны, а с другой страны, чувство скромности говорит о том, что уже кажется, что значение наше преувеличено — настолько не то что доброжелательное, а восторженное отношение существует там к нашей литературе. Самые крупные, лучшие люди Китая в разговорах с нами, делегатами советских деятелей культуры, проявляли такое значение наших достижений в области литературы и искусства, которое свидетельствовало о том, что это отвечало их глубокой потребности, что это удовлетворяло их душевно.

Ну что же говорить о таких странах, как Франция, Италия? Нам, людям, которым приходилось бывать раньше в этих странах, прежде всего бросается в глаза это повышение интереса к нашей культуре и нашему искусству, уважения к нему и главное — понимания его значения.

И вот в день, когда мы выдаем лауреатские знаки всем лауреатам Сталинской премии 1948 года, хочется сказать о том, что это обстоятельство — повышение нашей международной роли, не говоря уже о задаче коммунистического воспитания нашего народа, ставит перед нами гораздо более повышенные требования. Очевидно, что мы живем сейчас под знаком повышения требований к себе, друг к другу. Истекший 1949 год прошел под знаком критики и самокритики, когда многие наши достижения подверглись основательной народной проверке, и можно не сомневаться, что требования народа к нам с каждым днем все будут возрастать. В силу некоторых неизжитых привычек, в силу того, что не всегда мы умеем идейно правильно расчистить путь нашего идейного развития (еще до сих пор мы часто делаем друг другу поблажки), требования наши бывают иногда снижены, исходя не из принципиальных соображений, но это, между прочим, стоит уже в коренном противоречии с требованиями народа к нам и в коренном противоречии с нашим долгом перед народом и перед миром, и кажется, пора, уже пора очень сильно повысить критерии требовательности и к себе и друг к другу[1486].

Все нужные акценты в речи Фадеева были расставлены, а конфронтационную риторику больше не было нужды обрамлять всевозможными пацифистскими лозунгами. Советская власть разделила мировое политическое пространство на «прогрессивную» («друзей великой культуры») и «реакционную» («внешних врагов») части. В такой системе некогда провозглашенный принцип «равенства и братства» терял былое значение: Советский Союз, разросшийся до Pax Sovietica, отныне позиционировался не как первый среди равных, но как первый среди покушающихся на это первенство. М. Пришвин, тонко чувствовавший изломы идеологии, 1 февраля 1950 года напишет об этом в дневнике:

В чувстве правды содержится суд с последующим разделением всех на друзей и врагов. Увы! Нашей советской правдой мы открываем только врагов, а мнимым друзьям раздаем Сталинские премии. Враги умирают или в судорогах теряют силу свою, а награжденные живут, чтобы в скором времени быть разоблаченными[1487].

Сталинские премии по литературе за 1949 год: Партийная организация и беспартийная литература

С начала 1949 года соцреалистический культурный канон начал активно вытеснять все эстетически отличные от него явления художественной жизни на периферию литературного поля, сперва маргинализируя их, а затем и вовсе уничтожая. На этом принципе строились обвинения, предъявленные издательству «Советский писатель» в феврале 1949 года. Дело в том, что это издательство занималось выпуском важнейшей для сталинского соцреалистического канона серии «Библиотека избранных произведений советской литературы 1917–1947», в которую проникли «вредные» книжки. Руководство «Советского писателя» обвинялось в том, что напечатало в этой серии «насквозь формалистическую, исторически лживую книжку» давно умершего Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», а также опубликованные одной книгой романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» И. Ильфа и