А в остальном у Эльджеты камера тут же породила ассоциацию с карцером в дальронской тюрьме — из обстановки тут присутствовало лишь некоторое количество не первой свежести соломы. Однако бозуирская камера была значительно просторней. Зато в карцере стены были спокойно-серого цвета… которого, впрочем, Эльджета, в общем-то, и не наблюдала из-за полной темноты. Но ведь вампиры обладают ночным зрением, а значит, обитатель бозуирского застенка вынужден любоваться на это милое цветовое решение круглыми сутками.

Сидевший на соломе узник в первый момент поднял руку, прикрывая отвыкшие от света глаза. Потом опустил её, но продолжал щуриться с непривычки. Похоже, рассмотреть вошедших он пока так и не мог.

Эльджета понятия не имела, как выглядел Зингл^р в лучшие времена, однако теперь он скорее напоминал тень вампира. Смертельно бледный, осунувшийся, исхудавший до состояния «кожа да кости», вот он действительно выглядел ожившим трупом. Нет, наверное, точнее было бы сказать — пока ещё живым мертвецом.

Король провёл рукой по стене, и небольшая её часть опустилась в горизонтальное положение, являя собой скамью — с мягким, между прочим, сидением. С боков скамью поддерживали цепи. Элестайл сделал спутникам знак садиться. Сам он сел на ближний к Зинглару[1] конец скамьи, рядом Лонгаронель. Эльджета осторожно опустилась следом за ним.

— Дагратдер… — тихо выдохнул узник, очевидно, по творимой магии догадавшись, кто именно его посетил — ведь в Бозуире магия была доступна лишь королю. Но разглядеть пришельцев он всё ещё не мог. — А кто с тобой?

— Уже свою самую большую антипатию не узнаёшь?! — усмехнулся Дагратдер.

— Лонгаронель… — простонал Зинглар, в отчаянии закрыв глаза. — Вернулся, значит. С девчонкой или королевскому фавориту прощение было даровано и так?

— С девчонкой, с девчонкой, — подтвердил Дагратдер. — Как вместе ушли, так вместе и вернулись. Она, кстати, тоже явилась лично засвидетельствовать тебе свою признательность за тот поспешный удар в набат.

Зинглар открыл глаза. Теперь ему, кажется, удалось сфокусировать зрение на неожиданной посетительнице, и он прожёг её взглядом лютой ненависти. Эльджета невольно содрогнулась внутренне, однако вроде бы сумела сохранить внешнее спокойствие.

— Она жива и даже на свободе, — зло прокомментировал Зинглар. — Выходит, теперь наш достославный король уже и законы попирает. Дагратдер, быть может, ты и меня простишь

— раз уж прощаешь предательство всем подряд?

— Предательства я не прощаю, — отрезал король. — Однако и на верную службу мне не отвечаю чёрной неблагодарностью. А вот оповещать о своих замыслах каждого подонка не обязан.

— Прямо интересно стало, как же это ты умудрился усмотреть верную службу в откровенном предательстве?! — губы узника скривились в презрительной ухмылке.

— Уж извини, но придётся тебе сдохнуть с так и неудовлетворённым любопытством, — язвительно усмехнулся в ответ Дагратдер. — Как я понимаю, это наша последняя встреча

— до следующей ты вряд ли дотянешь, — на губах вампира всплыла ледяная улыбка. — А потому всё-таки задам тебе для проформы вопрос — ты будешь говорить?

Зинглар молчал, закрыв глаза.

Выждав несколько секунд, Дагратдер поднялся со скамьи:

— Идёмте.

Эльджета с Лонгаронелем тоже встали. Король отправил скамью обратно в стену.

— Лонгаронель, подожди, — вдруг произнёс Зинглар, когда они уже выходили в дверь. Лон в удивлении обернулся. — Прости меня. И ты, эльфийка, не помню твоего имени, тоже прости.

— Вот так — хотел её смерти, а даже имени не помнишь… — зло усмехнулся Лонгаронель.

— Я отомстить тебе хотел. Чтобы ты тоже узнал, что такое боль потери.

— Ну, знаешь ли, увести девушку и обречь её на смерть — совсем не одно и то же.

— Для меня большой разницы не было.

— Ты собственник, Зинглар.

— Но я любил её! Ты же увёл её у меня просто чтобы развлечься.

— Не думаю, что девушка, которую так легко увести, достойна переживаний, а тем более — боли, — вдруг вставила Эльджета. Сама от себя не ожидала, что влезет в их разговор, но не сдержалась.

— Ну кто же устоит перед самим Лонгаронелем! — зло прошипел Зинглар. — Ты тоже вон не устояла.

— Со мной он не был заядлым обольстителем.

— Зато до тебя был ещё каким.

— Ты задержал нас, чтоб просветить Эльджету о том, сколько у меня было женщин?! — разозлился Лонгаронель.

— Нет, — пошёл на попятную Зинглар. — Я правда хотел извиниться.

— Заметно…

— Я был неправ, — продолжал Зинглар. — Не хочется уходить с таким грузом.

— Я прощаю тебя, — сказала Эльджета.

— Серьёзно? — опешил Зинглар. — Ты действительно прощаешь мне то, что я сделал?

— Да.

— Эльджи, он хотел покрасоваться напоследок, — презрительно произнёс Лонгаронель. — А ещё попытаться поссорить нас.

— Но всё равно умирать с грузом вины тяжело. Я его прощаю, — грустно улыбнулась Эльджета.

— Ну, дело твоё… — пожал плечами возлюбленный.

— Знаешь, Эльджета, а ведь он прав, — неожиданно признался Зинглар. — Однако теперь я прошу у тебя прощения совершенно искренне. Мне не понять тебя, но одно я знаю точно

— в набат я тогда ударил зря. Ты смерти не заслуживаешь.

— Я уже сказала, что простила тебя.

Спасибо.

— Вы наконец закончили свои трогательные объяснения? — цинично поинтересовался Элестайл. — Передо мной заодно повиниться не желаешь? — теперь его тон стал образчиком язвительности.

— Ты не эльфийка с мягким сердцем. Ты не простишь, — как-то отрешённо ответил Зинглар.

— Что не эльфийка, очень верно подмечено, — усмехнулся Элестайл.

Он вышел из камеры, а следом за ним и Лонгаронель с Эльджетой.

— Но Кридирнор тоже не прав, — произнёс Зинглар, когда за ними уже закрывалась дверь.

— Что он сказал? — спросил Элестайл, посмотрев на Лонгаронеля.

— Кажется, что-то про Кридирнора. Но толком я не расслышал.

Элестайл заглянул во вновь приоткрытую дверь:

— Что ты сказал?

— Что Кридирнор затеял опасную игру…

— …И ставка в ней — чьи-то жизни, — продолжил за него король.

— Ставка в ней — Бордгир, — возразил Зинглар. — Ты гарантируешь мне жизнь, если я расскажу всё, что знаю?

— Ну, это смотря, что именно ты расскажешь. Что Кридирнор мечтает о троне Бордгира, я знал ещё до того, как взошёл на него сам, — язвительно улыбнулся Дагратдер.

— Нет, это не единственное, что известно мне. Но расскажу я только в случае твоих гарантий, — стоял на своём Зинглар.