– О чем конкретно?

– Я… – Мисс Мёрфи замялась и снова втянула в себя воздух. – Это конфиденциальный вопрос, связанный с делами фабрики. Если я вам расскажу, меня, наверное, уволят. Хотя могут уволить и так. Вчера я говорила об этом с мисс Йейтс, и она сказала, что ради Эми мы, конечно, должны сообщить о телефонном звонке, но в этом нет необходимости, поскольку Эми никак не может быть виновной в смерти Артура Тингли и обязательно как-нибудь выкарабкается. Но когда я прочла в газете… то решила рассказать вам о телефонном звонке. По-моему, этого должно быть достаточно. Не вижу причин вдаваться в дела, которые мы обсуждали.

– Вы часто бываете в гостях у мисс Йейтс?

– О нет, очень редко.

Коллинз откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с женщины, сидящей по другую сторону стола.

– Дело обстоит так, мисс Мёрфи. Если мы передадим эти сведения полиции, даже не сомневайтесь, там смогут настоять… Полицейские потребуют от вас подробного пересказа вашей беседы с мисс Йейтс, поскольку та послужила толчком к звонку Тингли. Они захотят услышать содержание и самого телефонного разговора, слово в слово. И если вы не поделитесь с нами всем, что вам известно, то, боюсь, нам придется просить полицейских вмешаться, ведь мы не можем действовать на основании этих отрывочных сведений. Простите, я не хотел бы втягивать вас в такие неприятности, но неизбежно так и случится.

Она встретила взгляд адвоката:

– Если я расскажу вам, мисс Йейтс об этом узнает.

– Необязательно. Она может рассказать сама, и мы не откроем, что уже знаем обо всем с ваших слов. Постараемся так и сделать.

– Ну хорошо. Я все начала, я и закончу. Рассказ будет долгим.

– У нас вся ночь впереди.

– О, так много времени не потребуется. Вы, конечно, уже знаете про хинин?

– Да.

– Так вот, три недели мы вели собственное расследование. Опросили всех девушек… вообще всех на фабрике. И постарались предотвратить повторение инцидента. На двери всех складов, на дверь зала упаковки на первом этаже были врезаны новые замки. Наверху установили наблюдение за всеми этапами процесса производства. Эдне Шульц и мне было известно, что мистер Тингли поручил мисс Йейтс и мистеру Фраю следить за нами, но они не знали, что нам с Эдной он поручил следить за ними самими. Он как-то вызвал меня и Эдну в свой кабинет и сказал, что не подозревает нас или мисс Йейтс с мистером Фраем, но вынужден вести себя так, словно все под подозрением, только не хочет, чтобы мисс Йейтс и мистер Фрай об этом знали. – Мисс Мёрфи говорила очень быстро, с очевидным желанием поскорее покончить с неприятной задачей. – С тех пор как на фабрике начались эти проблемы, за всеми смесительными баками, за конвейерными лентами в цехе закладки постоянно наблюдает кто-нибудь из нас четверых. Если Эдна или я готовим смесь, либо мисс Йейтс, либо мистер Фрай пробуют ее перед самой выгрузкой на подносы, которые отправляются на закладку. Они делали это открыто, а потом набирали немного смеси в баночку для контрольных образцов, ставили на ней номер смеси и относили попробовать мистеру Тингли. Но когда смесью занимались мисс Йейтс или мистер Фрай, я или Эдна тайком брали такой же образец, помечали его и относили туда, где его смог бы забрать мистер Тингли. Он запретил нам приносить образцы к нему в кабинет, так как обычно мы там практически не бываем, поэтому нас наверняка заметят и спросят.

Фокс позволил себе вмешаться:

– Куда именно вы относили свои образцы?

– Я относила их в раздевалку и прятала в карман своего пальто, которое там висело. Потом мистер Тингли заходил и забирал оттуда образец. Эдна поступала точно так же. Было несложно незаметно это проделывать, потому что в наши обязанности входило опустошать баки. Но, наверное, я проявила беспечность. Днем во вторник мистер Фрай застал меня за этим занятием и набросился на меня с криками. Он отвел меня в соусный цех и заставил рассказать, чем я занималась. Вошла мисс Йейтс, он рассказал и ей тоже. Она разозлилась на него и заявила, что все девушки, включая нас с Эдной, работают под ее началом и что она сама этим займется. Они еще какое-то время спорили, пока мистер Фрай не вскипел настолько, что уже не мог говорить, и ушел. Тогда мисс Йейтс приперла меня к стене и спросила, кто все это придумал. Я совсем растерялась и, когда она стала кричать, тоже повысила голос, уже поняв, что единственным выходом будет рассказать все мистеру Тингли. Я выбежала из соусного цеха и направилась в переднюю часть, где у него кабинет. Дверь оказалась закрыта. Я постучала, и он проорал изнутри, что очень занят и не потерпит, чтобы его беспокоили.

– Во сколько это было?

– В начале шестого. Примерно в пять пятнадцать.

Фокс кивнул:

– Он как раз разговаривал со своим сыном. Вы ничего не расслышали из сказанного за той дверью?

– Я не задержалась, чтобы что-то услышать. Я прошла через офисы к выходу и направилась прямиком домой. Но потом, уже за ужином, я решила, что повела себя как дура набитая. Если бы мистер Тингли принял меня, то всего-навсего сказал бы мисс Йейтс, что я все объяснила и что ей следует забыть о моем проступке. Тогда я навечно останусь у нее на плохом счету, а она все-таки моя начальница… Она имела полное право потребовать объяснений, а мне не следовало позволять моей ирландской крови взять верх. Я решила, что лучше всего не ждать до утра, чтобы помириться с мисс Йейтс, а прямо сейчас отправиться к ней, на Двадцать третью улицу. Так я и сделала: пришла к ней и сказала…

– Во сколько вы добрались туда?

– Около половины восьмого, плюс-минус. Я рассказала ей обо всем: что всего-навсего выполняла распоряжение мистера Тингли, как и Эдна. Поначалу она мне не верила. Думаю, это потому, что она и подумать не могла, что кто-то – мистер Тингли или любой другой – мог заподозрить ее в участии в той истории с хинином. Она позвонила Эдне, чтобы расспросить и ее, но Эдны не оказалось дома. Тогда она задала мне множество вопросов и наконец позвонила домой мистеру Тингли, но выяснила, что он еще не вернулся с фабрики. Только тогда она решила попробовать застать его в кабинете, и он взял трубку. Заканчивая разговор, мисс Йейтс так злилась, что едва могла говорить. Наверное, она бросилась бы на меня с кулаками, но как раз