Письмо 353

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 15-го января дошло до меня 26-го февраля. С грустью и утешением прочел я письмо Ваше о кончине Марьи Леонтьевны.

Как жаль, с одной стороны, что такой большой дом, едва вмещавший в себя всех своих чад и домочадцев, и в какие-нибудь в 5 месяцев стал почти пуст, а с другой стороны, слава Богу, во-первых, в то, что Он взял старшую дочь к себе вовремя, ей всего бы было хуже. А потом за то, что Он даровал Марье Леонтьевне христианскую кончину и меньшой дочери ее мать, ибо я уверен, что она у Лизаветы Петровны будет жить хорошо. Поручаю Вам поблагодарить ее от меня. Дай ей, Господи, здоровья. Рад я также, что Александр оказывается более и более дельным человеком. Пусть он молится более и лучше прежнего и — Господь все у правит и исправит.

Спасибо Вам за Ваши труды и хлопоты о семействе о. Никиты. Amicus certus in re incerta cernitur. Вы теперь ясно и явно доказываете, что Вы были и есть верный и добрый друг ему. Слава Богу за Вас!

Я и без Вас знаю, что Марья Леонтьевна имела право на пенсию и что надобно было о ней ходатайствовать. Но ужели Вы не знаете, что при ходатайстве этом нужны известные бумаги, отчего же Вы не прислали их ко мне? А теперь, после смерти ее, гораздо труднее хлопотать об этом. Впрочем, попытаемся, только шлите скорее бумаги. Да, вот что, Вы уж опоздаете Вашими бумагами, они меня не застанут в Благовещенске. Итак, погодите и сождите меня.

После этого письма моего Вы, кажется, не скоро получите следующее за ним, по причине наступающей распутицы. И потому позвольте попросить Вас, и всех власть и силу, и державу имущих, позаботиться о том, чтобы мне с Аяна прибыть к Вам сколько можно поспокойнее, т. е., чтобы главное на устье мне была приготовлена лодка, в которой я мог бы плыть даже до Якутска. По Мае как-нибудь можно сплыть и в почтовых лодках, а еще было бы вожделеннее, если бы хотя сколько-нибудь были подлажены мосты между Аяном и Нельканом, они более всего меня страшат. Свита моя при мне будет состоять, кажется, только из трех персон. Ризницы я с собою не возьму никакой, разве старую мантию, да и то едва ли, она нужна только на случай смерти моей, но я надеюсь, что меня не бросят в лесу.

Видно, не видать Вам ясных очей Ю. И-ча. Видно, он уж не будет к Вам. Да и правду сказать, после так их двух картин, которыми теперь любуется вся Русь, было бы уж слишком неловко приехать в Якутск. Надобно иметь уже медный лоб и стеклянные глаза, чтобы глядеть на других и не краснеть, и не мигать.

Не слышно здесь ничего, кто к Вам будет губернатором. Вы говорите, что Карпов. Не знаю. Правда, он исправляет должность советника в Главном Управлении, но он, кажется, еще не высок чинами. Я его знаю лично. Но ничего не могу о нем сказать, кроме того, что он более серьезный, нежели рассеянный.

Ну, пока довольно! Марта 4 дня.

Потрудитесь сказать о. Афанасию от меня поклон и благословение. На письмо его от 16 января я теперь ничего не могу сказать, потому что из Казани ничего не получал еще, ни ответа, ни привета. Да, кстати, за Вами казанское слово и дело, только, не знаю, царево или церковное. Скажите, пожалуйста, какое или какие особые мнения существуют в Казанской дух. академии? Вы уже два раза об этом говорили. Скажите, или в Преображенский приказ к дыбам.

Примите к сведению и соображению. Из Благовещенска я думаю отправиться, т. е. в Николаевск, около 1 июня, туда прибуду около 5 июля и, если войны не будет, то я постараюсь в первых августа отправиться в Аян, разумеется, если это только будет зависеть от меня, а очень хотелось бы поранее отправиться и прибыть к Вам. Затем прощайте, до свидания, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. И думать не смейте быть больным. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 5 дня1864 г.

Благовещенск.

О деньгах что-то Вы замолчали, видно, прислать Вам.

Письмо 354

Ваше Высокопревосходительство![161]

15числа минувшего месяца я имел честь получить письмо Вашего Высокопревосходительства от 24 декабря, коим Вы изволите поздравлять меня с праздником Рождества Христова и с Новым годом с изъявлением Ваших мне благожеланий. Долгом считаю принести Вашему Высокопревосходительству искреннейшую мою за то благодарность и приемлю смелость с тем вместе принести и мое усерднейшее поздравление с наступающим Праздником Праздников, и да дарует Вам Воскресший здравия и силы, и терпения на многотруднейшем поприще Вашего служения.

И позвольте к сему присовокупить следующее: 1) Преосвященный Якутский уведомляет меня, что он на бывшем в тамошней семинарии перед Рождеством экзамене приятно был удивлен весьма удовлетворительными ответами учеников. Тогда как, по случаю свирепствовавшей там повальной на детей кори, много времени ученики совсем не учились, а потом, хотя и занимались, но наставники ничуть не принуждали их к усиленному занятию, как еще не совсем оправившихся после болезни. Это свидетельство Преосвященного — очень строгого в этом случае, есть верное доказательство того, что наставники усердно исполняют свое дело, и следовательно заслуживают награждения. А мне это дает новый случай повторить мое ходатайство пред Вашим Высокопревосходительством о дозволении мне выдать в награду наставникам и начальствующим от 1,200 до 1,500 рублей. 2) Относительно неприятного происшествия, о котором я имел честь довести до сведения Вашего Высокопревосходительства конфиденциально от 3 февраля за № 1210, Ректор семинарии пишет, что все это дело остается без огласки, и что священник Афанасий благодушествует, но в оскорбителе его Ректор сомневается и опасается, чтобы он не потерялся, потому что он после этой истории прекратил свои посещения к ним и завел новые знакомства с светскими людьми не совсем одобрительного поведения. И потому позвольте, Ваше Высокопревосходительство, повторить мою просьбу о присылке в Якутскую семинарию наставников и на первый раз хотя одного, но сколько возможно поскорее.

3) В отношении моем к Вашему Высокопревосходительству от 3 февраля за № 1212, я имел честь изложить наши нужды и наше затруднение, какое прежде всего представляется при обращении гольдов и других приамурских туземцев. И сделав это, я питал себя надеждою, что оно, если не устранится совсем, то много облегчится. Но полученный мною ныне