Дюма обнаружил брошенный тайник (по всей вероятности, собственность какого-нибудь воина-мамлюка) в центральной части Каира под домом, за ремонтом которого надзирал. Хотя Дюма выступал против хищения драгоценных камней и монет, широко практиковавшегося в Северной Италии, в отношении этого сокровища, чей владелец сбежал в пустыню, если вообще был еще жив, он занял другую позицию.

Нет никаких свидетельств о том, что Дюма жалел о конфискации богатств – французу было нетрудно относиться к мамлюкам как к иностранным захватчикам и аристократам-угнетателям местных египтян[956]. Однако он полностью передал все сокровища армии и, если верить его сыну, отправил Наполеону следующую записку:

Леопард не способен сменить[957]окраску, так же и я не могу изменить свой характер и принципы. Как честный человек, я должен сообщить вам факт [о сокровищах], который я только что обнаружил..

Я передаю его в ваше распоряжение, напоминая вам лишь о том, что я отец и не имею состояния.

Наполеон с радостью принял сокровище, потому что той осенью армии срочно понадобятся все фонды, которые она сможет отыскать, ведь мальтийские трофеи пошли на дно, а жизненно важные коммуникации с Францией были перерезаны. Мне не удалось найти в его бумагах какое-либо выражение признательности Дюма за проявленную честность. Есть лишь следующая записка, отправленная 23 августа 1798 года одному из ученых:

Гражданину Пусьельгю[958]

Штаб-квартира, Каир, 6 фруктидора, год VI Генералу Дюма известен дом бея, где зарыто сокровище. Свяжитесь с ним, чтобы организовать его раскопки.

Бонапарт.

Еще одна огромная услуга, которую Дюма той осенью оказал Наполеону, – помощь в подавлении Каирского восстания[959]. Центром восстания стала мечеть Аль-Азхар – главная мечеть Каира. Здесь муллы в течение многих дней проповедовали, что французы – еще худшие угнетатели, нежели мамлюки, поскольку вдобавок еще и безбожники. Поэтому проповедники благословляли горожан на восстание как угодное Аллаху и Пророку Мухаммеду. Несмотря на происламские заявления Наполеона и его попытки вписать в Коран себя и прочих деистов-революционеров (или, возможно, именно благодаря этому), многие средние египтяне были готовы сражаться с захватчиками. Восстание вспыхнуло 22 октября, и в течение трех дней город был свидетелем жутких сцен убийств, грабежей и поджогов.

Дюма спас некоторых ученых из Института, в котором они забаррикадировались против вооруженных толп. Затем генерал приложил руку к разгону основных групп мятежников[960]. Те отсиживались в Аль-Азхар, превратив мечеть в свою штаб-квартиру. Согласно некоторым версиям, Дюма въехал прямо в мечеть на лошади под крики разбегающихся бунтовщиков: «Ангел! Ангел!»[961](очевидно, мусульмане сочли чернокожего всадника Ангелом смерти из Корана[962]). Александр Дюма повторил эту историю в своих мемуарах наряду со следующим диалогом, в котором Наполеон тепло приветствует его отца после подавления восстания.

«Доброе утро, Геркулес[963], – сказал он. – Вы сразили гидру». И он взял его за руку.

«Господа, – продолжил он, повернувшись к эскорту. – Я прикажу написать картину штурма Большой Мечети. Дюма, вы уже позировали для эскиза как центральный персонаж».

Тем не менее спустя одиннадцать лет, когда Наполеон поручил живописцу Жироде написать знаменитую картину «Каирское восстание»[964], изображавшую грандиозную рукопашную схватку в мечети, «центральный персонаж» генерала Дюма был стерт – или, вернее, заменен белокурым голубоглазым драгуном верхом на вставшем на дыбы скакуне, с саблей наголо. Полное насмешки эхо столь характерного для Дюма героизма. На другом полотне, посвященном инциденту[965], офицер, который входит в мечеть с обнаженной саблей, – это сам Наполеон.

* * *

Следующим летом Наполеон уедет из Каира[966]– без предупреждения или прощальных фанфар. Он поплывет назад, в Европу, оставив Клебера, который так давно хотел сам вернуться домой, командовать войсками и завершать провалившуюся египетскую операцию. Наполеон даже не скажет Клеберу напрямую, что передает ему командование. Он отправит инструкции по почте. Узнав, что Наполеон ночью уехал и оставил его за старшего, Клебер, как говорят, отреагировал в характерной для него солдафонской манере, которая так нравилась в нем его другу Дюма: «Этот мужеложец бросил нас здесь[967], наложив полные штаны дерьма. Мы собираемся вернуться в Европу и втереть это дерьмо ему в физиономию». Однако Клебер не дожил до выполнения этой клятвы: он был заколот[968]на одной из каирских улиц сирийским студентом, которого наняли турки. (Европейцы перевезли череп убийцы[969]во Францию, где поколения студентов-френологов изучали его в поисках указаний на «тягу к насилию» и «фанатизм».)