Генерал Дюма выбрался из Египта[970]в марте 1799 года – без сомнения, преисполненный дурных предчувствий в отношении остающегося Клебера. Проделав путь предыдущей весны в обратном направлении, он проехал от Каира в Александрию, чтобы найти судно, готовое отвезти его домой. Его сопровождал генерал Жан-Батист Манкур дю Розой, который впервые служил с ним во время осады Мантуи. Манкур был примерно на пятнадцать лет старше Дюма и принадлежал к аристократии, но оказался дружелюбным и добросердечным спутником. Вместе они добрались до гавани и стали выяснять, можно ли здесь нанять судно. Боевые корабли во Францию не ходили, но такое путешествие теперь считалось возможным для гражданского судна – причем, чем менее заметным оно будет, тем лучше.

Вот так Дюма, Манкур и еще один знаменитый пассажир – ученый Деода де Доломье – ухитрились оплатить проезд на старом корвете под названием «Belle Maltaise»[971][972]. Состояние судна не внушало доверия, но оно пользовалось репутацией одного из лучших судов, остающихся в гавани Александрии. К тому же выбор у путешественников был невелик. Дюма дал капитану – мальтийскому моряку – средства на ремонт, необходимый для подготовки к плаванию. Однако впоследствии генерал обнаружит, что капитан просто прикарманил эти средства.

В Каире Дюма распродал большую часть своего имущества и купил одиннадцать арабских лошадей. Он также приобрел более полутора тонн арабского кофе, которое планировал перепродать во Франции. Дюма погрузил лошадей и кофе, наряду с коллекцией мамлюкских сабель, на борт судна.

Помимо генералов, лошадей и геолога на судно битком набились мальтийские и генуэзские пассажиры, а также около сорока раненых французских солдат. Все французские воины были измотаны духовно и физически и ничего не жаждали так сильно, как отправиться домой. Они не могли дождаться, когда же судно поднимет якорь.

Перед самым отплытием к Дюма подошли четыре молодых неаполитанских морских офицера. Они сказали, что англичане потопили их корабль, и теперь неаполитанцы пытались найти способ вернуться в Европу. Дюма договорился, что они присоединятся к пассажирам судна.

«Belle Maltaise» отплыла из Александрии 7 марта 1799 года. В Вилле-Котре я нашел записку, которую Дюма написал «гражданке Дюма» за две недели до этого:

Любимая моя, я решил вернуться[973]во Францию. Эта страна с ее суровым климатом серьезно подорвала мое здоровье… Надеюсь, я прибуду сразу следом [за этим письмом].

Я страстно хочу как избегнуть встречи с англичанами, так и поцеловать ту, кто для меня никогда не перестанет быть самым дорогим человеком на свете.

Твой друг на всю жизнь,

Александр Дюма.

На протяжении более двух лет о нем больше не будет известий.

«Belle Maltaise» отплыла из Египта[974]в ночь на 7 марта 1799 года. Судно выглядело хорошо вооруженным и снабженным провизией, а благодаря кромешной ночной тьме и устойчивому ветру оно избегло встречи с крейсирующими британскими кораблями и к утру преодолело около 120 километров. В отчете о суровом испытании, которое позже напишет Дюма (эти покрытые пятнами листы лощеной бумаги я обнаружил в сейфе Вилле-Котре, на них строчка за строчкой при помощи птичьего пера буквально выгравированы элегантные и яростные слова), он вспоминал, как обнаружил, что на самом деле «судно разваливалось на ходу». Это, – сухо отметил он, – поразило нас еще в первую ночь плавания, когда вода стала просачиваться в трюмы со всех сторон». У них была всего одна спасательная шлюпка, куда при определенной удаче могли поместиться двадцать человек – на борту, судя по судовым документам, находилось около 120 человек.

«Когда мы оказались в 120 километрах от египетского побережья и ветер делал возвращение абсолютно невозможным, – писал Дюма, – не оставалось ничего другого, как выбросить за борт все тяжелое, включая провизию, пушечные ядра, пресную воду, корабельные якоря и якорные цепи». Дюма скормил волнам свои полторы тонны арабского кофе и даже отправил за борт большинство призовых арабских скакунов. (В одном из писем Доломье позднее обвинит Дюма[975]в том, что он ослабил прочность корабля, вырезав бимс, чтобы спасти часть лошадей.) «Чтобы судно не утонуло, я счел необходимым одну за другой выбросить за борт десять пушек и девять из одиннадцати арабских лошадей, с которыми я отплыл, – писал генерал Дюма[976]– Однако несмотря на снижение веса, – добавлял он, – ситуация лишь ухудшилась». Вода с угрожающей скоростью продолжала наполнять трюмы дырявого корвета, особенно после начала сильного шторма, который обрушил на судно дождь и высокие волны.