Солнце вот-вот готовилось спрятаться за стену. Юноша расправил плечи в его огненно-алых лучах и вдохнул полной грудью. Свежий, осенний порыв ветра налетел, поиграл с шевелюрой Момо, и понесся дальше, даря жителям прохладу вечера. А может, подумал юноша, наблюдая небо без единого облачка, рано он оттащил топчан от окна? Вдруг распогодится, и осень, как в прошлом году, побалует желтой листвой и теплыми деньками?

На башне караула зазвенел первый колокол. Мимо уже шла толпа, направляясь по домам. В потоке шаперонов и тюрбанов Момо вдруг заприметил девчушку Орайю, которая работала в борделе за углом, и собрался уж было принять тот облик, в котором с ней познакомился, когда до его ушей донеслись крики.

– Вон, земляные отродья! О’шаройне! С дороги!

Момо удивленно вытянул шею и привстал на носочки. Что там происходит?

Кто-то ожесточенно раскидывал всех с дороги, и юноша, прижав к бедру сумку, вскочил на табурет у прилавка с яблоками, чтобы увидеть все воочию.

Из-за угла кузнечного дома вывернула повозка с огромным ящиком. Повозку тащили четыре крупных быка ярко-багрового цвета – явно неместная животина, ибо таких здоровенных туш с завитыми внутрь рогами Момо никогда не видал. Но больше, кроме быков и ящика, он ничего увидеть и не смог, потому что торговец злобно прикрикнул на него и замахал руками, сгоняя. Юноша с неохотой спрыгнул со стула и стал шустро петлять в толпе, чтобы разглядеть чудной отряд.

Одна его половина была облачена в доспехи Золотого города, а вот другая носила на кирпичных телах халаты ярких цветов, от желтых до зеленых. В просвете между любопытными горожанами Момо увидел на поясах иноземцев сабли, в то время как местные чаще вооружались северными мечами.

Следом за ящиком ехали на тонких, норовистых жеребцах три человека. Одеты они были пышно, богато, в золото и бронзу, а поверх красных шаровар красовались халаты с бахромой всех цветов радуги. У бедер иноземцев спали украшенные драгоценными камнями сабли, в ушах висели грозди сережек, а настороженные, черные, как ночь, глаза обыскивали и рассматривали с высоты коня каждого встречного.

«Юронзии», – догадался Момо и перевел взгляд на груз, явно ценный. Ящик, обитый металлом, размером с добрых четыре васо в ширину и высоту, покоился в центре повозки. Он был закреплен ремнями, обвит цепями и едва заметно искрился. Момо прищурился и понял, что это в лучах закатного солнца переливается нечто магическое, какое-то заклинание, примененное то ли на цепи, то ли на весь короб.

Момо разволновался. Он видел юронзиев в своей жизни три раза, да и те были лишь торговцами – хозяевами караванов с рабами. Юронзии, этот гордый, воинственный народ, жили в песках на юге подле Красных гор. Общение с соседями они сводили к набегам на их земли, где добывали разбоями невольников, чтобы продать их на Рабском Просторе. Но что привело этих трех юронзиев, явно не из касты торговцев, с такой поклажей и охраной в Элегиар?

Солнце закатилось за стены. Последний, багровый луч скользнул по быкам, верховым юронзиям с кирпичной кожей, по охране, наполовину состоявшей из гвардии Золотого Города. И тут же, стоило солнцу пропасть, мир вокруг резко посерел – стали сгущаться сумерки. Темнело.

Момо следовал за повозкой, толкаясь локтями. Но привлекал его взор не ящик, а те мешки, которыми он был обложен. Обыкновенные, холщовые – они в количестве одного десятка покоились по периметру ящика, касаясь его стенок. Что же там? Золото? Драгоценности? Глаза Момо вспыхнули алчным огнем. Самое ценное, конечно же, пряталось внутри огромного ящика, но мимик не обращал на него внимания – украсть ящик было невозможно даже физически. Уж больно велик. А вот вытащить один мешок ему по силам!

Он действовал быстро.

Момо не любил слишком долго думать и искренне верил, что самые хорошие идеи всегда приходят в голову неожиданно. Приняв облик какого-то горожанина, он вдруг схватил с закрывающегося прилавка сочную грушу, размахнулся и швырнул ее в голову одному из стражей. После удара по железу груша размазалась липким, бело-желтым пятном, а воин качнулся, скорее от удивления, схватился за свой шлем и круто развернулся. Весь конвой последовал взглядом за броском – и вот уже двадцать шесть пар глаз злобно глядели на Момо.

Момо расхохотался, задрал руки, помотылял ими в воздухе и издевательски закричал:

– Эй, камнеголовые! Ронзии, мордонзии с песком вместо мозгов!

И с бешено бьющимся в груди сердцем, видя, как толпа в испуге отхлынула от него, он побежал к прилавку. За ним с перекошенными лицами кинулась часть юронзийской охраны, пока другая часть, состоящая из гвардейцев Элегиара, попыталась их остановить. Юронзии были вспыльчивыми, легко воспламеняющимися – слава багровых людей бежала впереди них. Поэтому Момо знал, что они не могли не ответить на такие слова.

Люд закричал, когда юронзии продавили его, как камень воду, ринувшись следом за хамом. Момо юркнул за прилавок, пополз за ящиками с виноградом. Там почувствовал, как сумка зацепилась за что-то. Он испугался. Сейчас его, дурака, догонят и убьют! Но сумку не бросил, вцепился в нее, потянул, ибо там лежали его честно награбленные кошельки. С трудом вытащив ее, он выполз уже тоненьким мальчиком с другой стороны ящиков и нырнул в толпу, держа на бедрах спадающие шаровары.

Меж тем юронзии, растерявшись, нашли взглядом испуганного горожанина, в облике которого смеялся над ними мимик. И кинулись уже к нему, размахивая кулаками. Завязалась потасовка. Момо шустро обежал повозку, увидел прореху в окружении и кинулся ястребом к поклаже. Он цепанул первый попавшийся мешок, кажется, полуоткрытый, и что есть сил помчался в проулок, роняя по дороге штаны.

В это время стражники Элегиара с криками оттаскивали юронзиев, бьющих несчастного горожанина, которого подставил Момо.

– Ах ты ж земляная паскуда! Gordo ot! Dozhenkorjo! Сдохни! – рычали юронзии, собравшись вокруг бедняги и совсем забыв о ящике, который и так никто б не смог украсть.

– Подождите! – вопили стражники. – Это не он! Тот по-другому был одет!

И когда пелена ярости спала с глаз юронзиев, они действительно заметили, что рыдающий мужчина у их ног, перемазанный с ног до головы в крови, одет совсем иначе, чем тот, который завязал потасовку. И тогда среди народа зашептали, сначала скромно, а потом уже волна страха прокатилась по городу – мимик!

А Момо уже с хохотом несся к своему дому. С тем безумным хохотом нищего, нашедшего клад. И хотя ноги его подкашивались от слабости, а шаровары то и дело слетали до колен, но хода он не сбавил. Тьма уже окутала Элегиар. Поэтому даже сквозь полуоткрытую горловину мешка юноша не мог разглядеть, что за ценность скрывается внутри. Но он был невероятно взволнован!

Момо чувствовал себя уже аристократом. Он слышал притчи о баснословном богатстве старика Иллы Ралмантона, советника короля. И воображал себя таким же богатым. Момо снимет метку! Он будет разъезжать в паланкине, окруженный суккубами! Будет пить рубиновые вина! Будет вхож во дворец к самой королеве, которая, правда, казалась ему слишком старой, и ее фрейлинам, которые слыли знатными красавицами с алебастровой кожей! Он отдаст часть денег Юлиану, плюнет ему в морду и скажет, чтобы тот не приходил. Хотя нет, плевать все-таки опасно…