наконец достигла Екатерины. Теперь самозванец уже имел «армию» из трех тысяч человек и более двадцати пушек и наводил ужас на окрестности Оренбурга. Его сторонники убивали дворян и офицеров, часто калеча свои жертвы перед тем, как повесить их вверх ногами, и насиловали или забирали в «императорский» гарем всех женщин, которых не убивали. Однако Екатерина и ее советники все еще не оценили серьезности того, что происходило, и, похоже, считали, что это не более чем слабое повторение восстания казаков предыдущего года. Соответственно, были высланы неадекватные силы под командованием генерала Карра, чтобы справиться с беспорядками. Британский дипломат Ричард Оук так оценил ухудшающуюся ситуацию на пятое ноября:

«Все, касающееся бунта в провинции Оренбург, насколько возможно хранится в секрете, но известно, что сообщения оттуда все более и более неутешительные. Три курьера прибыли из Казани за эти несколько дней. Говорят, число казаков среди приверженцев самозванца уже увеличилось до двадцати пяти тысяч человек. Они опустошают страну, грабят население и повесили начальника русской крепости. Ожидается даже, что они попытаются взять Оренбург. На их усмирение вдобавок к уже отправленным силам были посланы два дополнительных полка; почтовыми лошадьми в ту сторону передвигается артиллерия. Это в настоящее время действительно очень тревожное дело»{576}.

Мятеж, который стал известен под названием «пугачевщина» (самое серьезное событие, имевшее место в правление Екатерины), был одним из факторов, положивших конец той странной интерлюдии в жизни императрицы, в начале которой она потеряла свою хватку и в отношении себя самой (это выразилось во внезапном слепом увлечении Васильчиковым), и в отношении придворных (которые были готовы манипулировать ее слабостью до собственного конца).

Но на исходе 1773 года она снова твердо управляла своим двором, но эмоциональный и психологический пробел, оставшийся после ухода Григория Орлова с позиции официального фаворита, еще требовалось заполнить. Александр Васильчиков (чья роль в этой драме сводилась к роли куклы и была чисто декоративной) показал свою неспособность удовлетворить эмоциональные потребности Екатерины. К тому же он не мог оказать ей никакой поддержки или помощи во время быстро развивающегося кризиса (внутренних беспорядков в сочетании с продолжающимися военными действиями рне страны). С тем же инстинктом, который привел ее к Орлову в последние месяцы пребывания великой княгиней, Екатерина сосредоточила свое внимание на мужчине, ждавшем за кулисами во время пребывания рядом с ней Васильчикова.

В ноябре 1770 года Григорий Потемкин был выбран фельдмаршалом Румянцевым для доставки в Санкт-Петербург новостей об успехах русских вооруженных сил в войне против турок. В течение нескольких месяцев, проведенных в столице, он часто обедал с императрицей, демонстрируя совершенно явное обожание и преданность своей государыне, которые сохранил и впоследствии. Он снова служил в армии на Дунайском фронте, участвуя в осаде Силистрии. 4 декабря 1773 года Екатерина послала Потемкину записку, которую получатель понял как прямое приглашение:

«Генерал-лейтенант и рыцарь, я думаю, ваши глаза слишком сосредоточены на Силистрии, чтобы иметь время читать письма. И хотя я еще не знаю, успешна ли была ваша бомбардировка, тем не менее я убеждена, что все исполняемое вами имеет единственным мотивом вашу горячую преданность мне лично, а также дорогой родине, служить которым вам так нравится. Но насколько это касается меня, я особенно хочу сохранить энергичных, храбрых, умных и талантливых людей, поэтому прошу вас не подставляться опасности без нужды. Прочитав это письмо, вы можете спросить: для чего же оно написано? На это я отвечу: чтобы вы имели подтверждение того, как я о вас думаю. По отношению к вам я всегда благосклонна»{577}.

12. Страсть и претенденты

(1774–1776)

Беда в том, что мое сердце не желает ни на час оставаться без любви.

Екатерина II —

Григорию Потемкину

В юности, изучая в Московском университете теологию, Григорий Потемкин был представлен императрице Елизавете как одна из надежд факультета. Впрочем, вскоре после этой встречи он оставил формальную теологию — сохранив, однако, страстный интерес к делам церкви и религии. Когда в начале 1774 года, через несколько недель после его возвращения в Санкт-Петербург, императрица Екатерина не поторопилась отдалить от себя Александра Васильчикова и водворить Потемкина на его место, последний решил извлечь пользу из своей известной всем преданности религии и тем самым ответить на «обман» императрицы. Соответственно, он делает всеобщим достоянием известие, что решил принять монашеский сан, и переезжает в Александро-Невскую Лавру, где ведет подчеркнуто аскетический образ жизни и даже отращивает бороду.

Этой хитростью он заставляет Екатерину действовать. Она посылает за «затворником» свою близкую подругу и доверенное лицо графиню Брюс, чтобы та вернула его ко двору. Неисправимый Потемкин, смешав комедию и благочестие, заставляет графиню ждать, пока он завершит свои молитвы. Однако соизволив выслушать ее послание, он немедленно побрился, помылся и переоделся в форму, после чего поскакал в Царское Село. Он прибыл 4 февраля в шесть часов вечера и был проведен к императрице. Екатерина и ее гость немедленно удалились в ее личные покои, где пробыли почти час.

Страстное увлечение Потемкина религией было типичным для него и распространялось на все, за что он брался. В течение жизни у него наблюдались всепоглощающий интерес ко многим предметам и способность погружаться в тему — и в смысле увлеченности каждым новым делом, и в смысле способности быстро впитывать информацию и идеи. Это более чем отвечало собственному восприятию Екатерины и стало одной из причин, приведшей ее к нему. Жизнь с Потемкиным никогда не была скучной — какой быстро стала жизнь с Васильчиковым. Он был из тех людей, которых или любят, или ненавидят. Как и Григорий Орлов, Григорий Потемкин обладал впечатляющими физическими данными, но был образованнее, интеллектуальнее и способнее Орлова. Его внешность портил незрячий левый глаз — результат несчастного случая, а не того, что Григорий Орлов нанес ему удар по лицу, как любили утверждать сплетники. Глаз был полузакрыт, Потемкин всегда смущался этого и настаивал, чтобы портретисты рисовали его с «хорошей стороны». Застенчивость Потемкина не стала меньше от прозвища «Циклоп», которым наградили его Орловы и другие придворные. У него было бледное лицо и длинные каштановые, почти темно-рыжие волосы, на которые он иногда надевал серый парик. Прекрасные здоровые зубы были одной