Артем шагал навстречу мертвяку. Не доходя до него десяти шагов, кинул в мертвяка венок заклинания. И тот, мгновенно преодолев расстояние, разделяющее Артема и мертвяка, обвил его голову. Затем по желанию Артема в его руке появился бич с костяной ручкой, и он взмахнув им, нанес удар приблизившемуся мертвяку. Тело змеи вытянулось, обвилось вокруг шеи мертвяка и сжало его. Тот остановился, ухватил руками гибкое синее тело и стал пытаться разорвать удушающий захват.

– Убей его! – мысленно приказал Артем, и голова змеи, распушив капюшон на шее, впилась мертвяку в щеку. Мертвяк затрясся. Артем находился в состоянии магического зрения. В обычном зрении змею не было видно. Для стражей на воротах крепости он просто размахнулся пустой рукой, и мертвяк зашатался, стал нелепо подпрыгивать, ухватился за шею лапами и стал заваливаться на снег. Он хрипел, пучил глаза. Его жилы на лапах вздулись от сильного напряжения. Но Артем видел лишь, как змея своим гибким телом обхватывает кольцами туманную сущность внутри мертвяка.

Вампир не выдержал. Он отчаянно взвыл, забился, вылетел из тела и попытался удрать. Его бесплотная оболочка трясла дряблыми обвисшими крыльями, а змея не отпускала его и лишь сильнее сжимала его шею, накручивала кольца вокруг тела и лап. Разинув пасть, стала заглатывать вампира. В неимоверно широко раскрытую пасть поместилась половина головы вампира. Мертвяк уже безучастно валялся на земле. Лишенный всех побывавших в нем духов бездны, он не подавал признаков жизни. Засранец получил наконец успокоение. Лишь вампир судорожно и бесполезно боролся за свою жизнь. Но что он мог противопоставить посланнице самой смерти? Его голова уже полностью оказалась в пасти змеи, и ее шея раздулась, как арбуз. Артем продолжал стоять и смотреть на это не самое приятное зрелище. Он не жалел вампира и просто ждал, когда его ручная змейка доведет дело до конца. За головой последовали узкие, костлявые плечи. Руки вампира, прижатые петлями змеи, не могли оказать сопротивления, и, в конце концов, все тело оказалось в утробе змеи. Сверкнули когтистые пальцы ног. Последний толчок, спазм пасти змеи, – и вампир исчез. А рядом с мертвяком появился величиной с кулак бордовый и полупрозрачный, похожий на стеклянную каплю, камень души.

«Вот и все. – разглядывая камень и опасаясь его брать. подумал Артем. – Один опасный противник уничтожен и оставил вот такой «сувенир». Чем эта вещь полезна и что с ней делать? Не опасен ли этот камень для жизни? Вопросы, одни вопросы. Магия – дело серьезное и опасное, особенно когда влезаешь в незнакомые дебри…

Артем, отбросив сомнения, решительно нагнулся, поднял камень. Подержал его в руках, рассматривая со всех сторон, и, не найдя ничего особенного, подкинул, поймал и сунул в сумку.

Отвернутся от тела мертвяка. Ночью звери не оставят и косточек от него. Не думая больше о погибшем Засранце, направился в крепость.

Зима, сломив сопротивление затяжной осени холодными северными ветрами, обильно выпавшим снегом, утренним, бодрящим морозом, полновластно завладела землями озер. Безымянная стала покрываться тонким трескучим льдом. Темнея местами подтаявшими полыньями, словно раненая, тягуче несла свои стылые воды на запад, чтобы утонуть и раствориться в безбрежном океане.

Крепость, ранее столетиями пустовавшая и наводившая ужас на племена дикарей, обжилась. Непоборимый невзгодами и трудностями могучий крестьянский дух витал над слободами, принося с собой запахи сена, навоза, оглашая мычанием коров, криками ругающихся у колодца баб, негромкой брехней сторожевых собак. Осенняя суета сменилась сонной зимней текучкой мелких дел.

Прекратился сбор лесных орехов и речного жемчуга. Над крепостью и слободами, возвещая о приходе лютых морозов, тянулись вверх ровные столбы дымов от печных труб. Жизнь в окрестностях крепости замирала в зимней спячке.

У Артема тоже наступил перерыв в активной деятельности. Впервые с того времени, как он прибыл в крепость магов, у него появилось свободное время. Не надо спешить, присоединять племена. Не надо ходить в разведку, вести сложные переговоры, усмирять непокорные племена, строить, организовывать, направлять и убивать. Он долго валялся в постели, гнал от себя возмущенных, приходящих в тайне друг от друга жаловаться жриц, что не могли жить отдельно и не могли согласиться жить вместе…

Хойсира расцвела и похорошела. Ее мужчина много времени проводил с ней, любил и холил. Она хватала полной грудью запоздалое, осеннее бабье счастье. Старалась быть помощницей во всех его делах. Ревниво берегла от посягательств других женщин свою нежданно свалившуюся на нее любовь.

Единственное, что омрачало обоих, это то, что в спальне на ночь Артема приходилось связывать, и он ложился на отдельную специально сколоченную кровать.

Недоволен был не только он, но и Неела. Природный зов любви и мир, установившийся на время, делали свое дело. Девушка страдала от одиночества и все больше сближалась с более опытной в таких делах Милой. Она стала перенимать ее манеру одеваться. А та шила и себ, е, и ей наряды. Для этого Милой, каким-то непостижимым образом для Артема, у прижимистой Хойсиры стразу были отобраны спрятанные в сундуке мантии древних магов. Не осталась в стороне от модной лихорадки и сама Хойсира. Ее наряды, в которых она выходила на ужин, заметили все. Приодели даже Лушу. И эта четверка «знатных» женщин баронства составила общество, закрытое для других «дам» дикарского и крестьянского сословия. Дело пошло к тому, что Мила стала учить их придворному этикету…

Артем снисходительно смотрел на всю эту бабью суету, пока к ним не пожаловала серьезно настроенная Неела.

– Ты опять жаловаться? – лениво спросил Артем, увидев решительно входящую Неелу. Хойсира кинула на девушку подозрительный взгляд и продолжила вышивать.

– Нет, я пришла спросить…

Девушка расстегнула лисью шубу, сняла теплый платок, села на стул, положила руки на колени. Ее лицо с мороза разрумянилось. Она округлилась, стала более миловидной и женственной. Исчезла детская худоба и угловатость.

Артем полулежал на софе с выцветшим блеклым, золотистым рисунком на ткани, придвинутой к камину, и, словно кот, блаженно щурился. Одет он был в простые домотканые холщовые штаны, рубаху навыпуск из небеленого грубого полотна, которую называл «джинсой». Поверх рубахи – меховая безрукавка из шкуры овцы, и завершали наряд Артема шерстяные носки. Всем своим видом он ничем не отличался от дикарей. Такое же обветренное, скуластое лицо. Растрескавшиеся сухие губы. Былых, трясущихся при ходьбе дряблых щек не было и в помине. И даже несмотря на расслабленный вид, он производил впечатление спокойно лежащего лесного, древесного кота севера. Внешне пушистого и безобидного, но который в любой момент может сорваться и прыгнуть на жертву в два раза больше его самого. Обманчиво расслабленный и неожиданно стремительный.

– Спрашивай, – разрешил Артем.

– Когда ты отдашь нам Артама на перевоспитание?

– Вам, это кому?

– Мне, Хойскару и двоим контрразведчикам… Еще… –