Нелли села на подоконник, уткнувшись подбородком в колени, уставилась невидящим взглядом на лес. Смотрела на разукрашенное морозными узорами стекло и недоумевала: за одни сутки она успела побывать самой счастливой и самой несчастной.

Алексей вошёл тихо, словно сквозняк. Напряжённый и непривычно бесцветный, даже зелёные глаза потускнели. От неожиданности Нелли вздрогнула, едва не упала с подоконника. Мазнула по нему взглядом и снова отвернулась.

Он сел на край стола, сложил руки на груди. На предплечьях выступили вены, плечи застыли.

— Не могу понять, почему ты вообще туда пошла? Что за желание такое великое, что тебе дороже жизни? Не думал, что у тебя вообще есть повод соваться в Лешачий овраг. Что ты скрываешь?

Нелли спрыгнула с подоконника, небрежно скинула ворох исписанных листов, эскизы татуировок и достала стихи.

— Я скрываю? — она решительно протянула старую измятую тетрадь. — Это не я представляла себе смерть во всех красках. Не я и изливала боль на бумагу. Не я мечтала о самоубийстве. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Алексей с опаской тронул обложку. Он её узнал сразу. Перед отъездом из Комсомольского Крюковы отдали ему все записи Стаса, он их читал не один раз, некоторые стихотворения знал наизусть.

Задумчиво пролистав тетрадь, он резко её захлопнул.

— Это не мои стихи.

Нелли растерялась.

— Как не твои?

— Помнишь, я рассказывал, что у меня был друг, который своей солнечностью напоминал тебя? Это его стихи. Стаса.

Нелли качнулась, скользнула взглядом по руке Алексея. От напряжения, с которым он сжимал край стола, побелели ногти.

— Он умер, да? — спросила она робко, заранее опасаясь ответа.

Алексей приблизился к окну, нашёл взглядом туманную дымку над оврагом, коснулся ладонью мятой обложки тетради.

— Все думают, что это было самоубийство.

— А ты?

Он судорожно вздохнул:

— А я… не знаю. Наверное, да. До сих пор не могу в это поверить. Но стихи… Как я мог не разглядеть его боль? Другие могли и упустить, но он же был моим другом. Мы виделись каждый день, мне казалось, он был откровенен со мной. Но эти стихи стали для меня неожиданностью.

Нелли снова села на подоконник, сдвинулась в сторону. Оказавшись напротив Алексея, обняла его за талию, прижалась щекой к груди.

— Мне жаль.

Он порывисто стиснул её плечи, будто хотел оттолкнуть, но вместо этого притянул вплотную.

— Стас был такой счастливый. Никогда раньше я не встречал человека, который так умел радоваться жизни, так раскрашивать своим присутствием мир и заряжать людей улыбкой. Думал, что и не встречу больше. А потом ты слопала мой завтрак.

— Расскажи о нём, — осторожно попросила Нелли.

Глядя сквозь морозный узор на темнеющий абрис леса, Алексей вспоминал знакомство со Стасом, их беседы и прогулки. Говорил шепотом, иногда замолкал, пытался припомнить подробности, рассеянно гладил плечо Нелли, ощущая её успокаивающее тёплое дыхание.

Только сейчас до неё дошло, что Алексей ощутил, узнав, что она пошла к оврагу. Одного близкого человека он уже лишился. Для него это был не просто овраг — символ утраты и боли. Это был страх ребёнка, потерявшего друга. Оказывается, Марина далеко не первая откусила кусок от его сердца. Ей он достался уже раненым. Сколько же боли он в себе носил?

Услышав голоса, Алексей перевёл взгляд на двор и увидел у калитки Морошкиных, чуть дальше нерешительно мялась остальная компания друзей Нелли.

— Переживают о тебе. Пришли проверить, отвоевал ли я тебя у Лешака или прибил в пылу ярости за то, что ты туда сунулась.

Нелли мотнула головой.

— Не хочу сейчас никого видеть, — отстранившись от его груди, бросила короткий взгляд чрез плечо.

— Поздно. Они уже увидели тебя в окно.

Нелли помахала и тут же увидела неуверенно взметнувшиеся в приветствии руки.

— С их ракурса похоже будто мы с тобой на подоконнике любовью занимаемся.

Алексей распознал намеренную провокацию, едва заметно улыбнулся.

— Я спущусь ненадолго, переговорю с ними. Мама, скорее всего, всех уже на чай пригласила, — он отступил на шаг назад, снова стал предельно серьёзным. — А ты пока собери вещи.

Нелли нахмурилась. Она понадеялась, что он уже отрекся от мысли уехать из Комсомольского, но Алексей был непреклонен. Полина Степановна не зря называла его упёртым и непробиваемым. Он действительно умел таким быть, просто Нелли раньше не приходилось сталкиваться с этой чертой его характера.

Когда за Алексеем захлопнулась дверь, она включила настольную лампу, потянулась за карандашами. Никогда раньше не рисовала человека уже покинувшего мир живых. Не было необходимости, да и желания, честно говоря, тоже. А ещё это было просто жутко.

В этот раз пальцы сами выводили линии, она даже не сразу распознала хаос из карандашных извилин. Правой рукой она рисовала Стаса, сидящего на краю оврага с поднятым к небу лицом. А левая быстро и хаотично вычерчивала мечты. Не одну мечту, а целый ворох грёз. Они заполоняли лист, теснились в углах, наползали друг на дружку, окружали силуэт подобно сумасшедшему торнадо, унесшему в небо самые разнообразные предметы. Стас умел мечтать смело и детально. Здесь были падающие звёзды и парящий в галактиках космонавт, роликовые коньки, кубок за первое место в соревнованиях по карате, наездник на коне, нобелевская премия, президентская трибуна и Тоня Морошкина.

Отложив карандаши, Нелли изумлённо оглядела портрет Стаса, пытаясь распознать все мечты, появившиеся на бумаге.

Выпроводив гостей, Алексей вернулся на мансарду, застал Нелли за рассматриванием нового рисунка. Опёршись ладонью о стол, наклонился над её плечом. Несколько секунд напряжённо молчал.

— Мечты Стаса, — из-за перехвативших горло эмоций, голос прозвучал хрипло.

Нелли резко оглянулась, хлестнула прядями волос по его плечу.

— Он бы никогда этого не сделал, Лёш, Никогда. Его мечты такие живые, такие яркие, я видела их и чувствовала. Он бы никогда так не поступил. Это была случайность. Трагичная случайность.

— Но его стихи…

— Надя тоже писала похожие песни, — неожиданно вспомнила Нелли, — а её любимая — на стихи Цветаевой «Осыпались листья над вашей могилой». Просто он чувствовал всё по-другому, глубоко, остро, но он бы этого не сделал. Он любил и надеялся. Хоть он и считал свою любовь безответной, она была светлой.

Алексей молчал несколько минут, водил пальцем по рисунку, рассматривал улыбчивое лицо Тони.

— Он умел любить.

Тряхнув головой, он отошёл от стола, сделал пару шагов в сторону двери и оглянулся.

— Ты так и не собрала вещи. А завтра мы уезжаем.