произнесла: – Я сделала все, что ты хотел, архидем.

– Это только начало, Хидера, – ответил Прондопул и пропал с глаз.

Прошло время, и в чреве Хидеры сформировался плод, она понесла сына Иуды Иш-Кериййота.

В тот же день пронырливый слуга Каиафы, Аса, натянул на себя бурую шерстяную симлу, накинул на голову покрывало и очутился подле спутников Йешуа.

Это был невысокий ростом иудей с изворотливым умом, редким даром и опытом в подобных делах. Каиафа доверял ему, и Аса платил в ответ завидной верностью. Аса не имел семьи, роль слуги Первосвященника заменяла ему все. К Каиафе давно, еще подростком, его пристроил отец, спасая бедствующую семью от лишнего рта. А священнослужитель вовремя подметил у подростка природное умение с легкостью располагать к себе людей и стал использовать это в своих целях.

Оказавшись среди спутников Йешуа, Аса вынюхивал тщательно и осторожно. Вкрадчиво нашептывал на уши им свои слова и слушал ответы. Искал того, в ком была червоточинка, нащупывал гадючью жилку, чтобы запустить свои щупальца и потянуть за нее. Все было не очень складно, пока не притерся к Иуде Иш-Кериййоту. С ним стало налаживаться гораздо быстрее и проще.

Изначально Аса ухватился за то, что Иуда носил денежный ящик. Мозги Асы вывернули ситуацию наизнанку. Он подумал, что деньги имеют свойство прилипать к рукам, и коль все они проходили через руки Иуды, значит, именно к его рукам они прилипали. А посему Иуде, как никому среди спутников Йешуа, известна притягательная сила монет.

Логика в рассуждениях Асы была безупречной и в отношении Иуды Иш-Кериййота угодила в точку. Все было так, как предположил Аса. Иуда с деньгами свыкся настолько, что считал вполне естественным и нормальным время от времени запускать свою руку в ящик.

Иуда быстро сообразил, что Аса крутился возле него неспроста. А когда почуял запах денег, ноздри ожидающе затрепетали. Намеки Асы притянули его. В конце концов притирка показала, что один готов дать, второй готов взять. Асе осталось только раскрыть суть.

Иуду предложение не огорошило. Внутри он был готов к нему. Ибо речи Йешуа в Ерушалаиме, призывы против римлян, убеждали Иуду, что последний час Йешуа стремительно приближался, ибо римляне не потерпят, чтобы голова Йешуа долго оставалась на плечах. И если откажется от предложения он, Иуда, то отыщется кто-нибудь другой.

А еще у Иуды под ложечкой засосало, когда он сообразил, что очень быстро можно устранить преграду между ним и Марией. Без особого труда можно лишить ее опоры и сломить упрямство. Такую удачу не стоило упускать из рук, ибо, так или иначе, рано или поздно все порастет бурьяном. И просьба-то пустяковая – привести стражников к Йешуа, когда рядом с ним никого не будет. Все остальное его не касается, остальное на совести римлян.

Эта мысль притянула и медом разлилась по телу. Вот чего ему не хватало в его жизни. Возвыситься. И вот чего сейчас он хотел больше всего. Обладать Марией. Ради этого можно предать. А деньги никогда не бывают лишними.

Иуда и Аса отдалились от остальных спутников Йешуа в тень молодого фигового дерева. А под соседней старой и большой смоковницей кружком расположились на земле утомленные паломники. Иуда настороженно поглядывал в их сторону и слушал Асу. И когда тот закончил, Иуда неожиданно увидал вблизи паломников прямую фигуру Прондопула в полосатом с узорами эфоде. Его расплывчатый взгляд заставил Иуду скукожиться и замереть. Архидем приблизился и сквозь едва приоткрытые губы прозвучал его голос:

– Ты, Иуда, хочешь, чтобы твое имя осталось в веках. Тебе выпал этот шанс. Не каждому предоставляется такой случай. Ты можешь отказаться, но тогда ничего для тебя не изменится. В ином же случае ты можешь получить, что желаешь. И для этого нужно немного. Все зависит от твоего выбора. – Прондопул еще несколько секунд смотрел на Иуду, видя, как мысли того потекли прямо и без колебаний. Затем отвернулся и растаял, точно дымка.

Иуда заморгал и закрутил головой, ища глазами архидема и не понимая, произошло все это на самом деле или только показалось ему. Тем более что паломники спокойно продолжали сидеть и вести свою беседу и Аса не изменился в лице. Иуда распрямился. Глубоко вздохнул. И согласно кивнул Асе.

А спустя короткое время Аса передал его согласие Каиафе.

Каиафа поспешно собрал Совет первосвященников и фарисеев. Все облегченно вздохнули, услышав о требовании Понтия Пилата. И согласились со словами Каиафы, что лучше пожертвовать одним человеком, нежели всем народом.

Глава тридцать седьмая

Скротский и Эмилия

Поздним вечером Вадим Скротский, внешне довольно симпатичный молодой человек спортивного сложения, с упругими крепкими мышцами, по виду – себе на уме, с бегающим взглядом, не вызывающим приязни, возвращался домой вместе с приятелем Борисом. У того лицо более открытое и располагающее к себе, хотя не столь аккуратно вылепленное, как у Вадима. Тело тоже чуть подкачало, не имело такой спортивной выправки, как у Скротского.

Они выросли и проживали в одном доме и одном подъезде и в теперешнем положении были соперниками, ухаживая за одной девушкой. Часто гуляли допоздна по городу втроем. Живо проявляли себя на глазах у подруги: травили анекдоты, заливали истории, объяснялись ей в любви, ерничали, подшучивали друг над другом. А проводив девушку до дому, хмуро замолкали и неохотно вдвоем топали по ночным улицам. В подъезде по привычке пожимали друг другу руки и расходились по своим квартирам.

Скротскому до чертиков надоели такие гулянья, но приходилось терпеть, потому что девушка никак не могла сделать выбор. И Вадим не мог принять, что она не выбирала именно его, а не Бориса. В чем сомневалась, над чем раздумывала, что сравнивала? Чего в нем такого не хватало, чтобы ситуация разрешилась однозначно в его пользу? Он не усматривал никакой причины. Смотрелся в зеркало и убеждал себя, что на его фоне внешность Бориса вообще не котировалась. Девушка либо играла в кошки-мышки, либо была обыкновенно недалекой. Он думал, что у нее определенно проблемы со вкусом и что ей надо просто помочь. И он старался, надеясь склонить чашу весов в свою сторону. Однако старания не давали нужных результатов, потому злился и на соперника и на девушку.

Бывали моменты, когда он в открытую предлагал Борису не мешать ему, уйти с дороги, не морочить ей голову, а тот слушал и посмеивался, но не отступался. Эти смешки злили Вадима: так бы и врезал по шее. Но не врезал. Скрипел зубами и ненавидел.

Сегодня, как обычно,