Интерьер этой комнаты изобиловал мрамором, что вырисовывалось даже в сумраке: статуя Создателя, богатый каминный портал, благородная отделка пола. Недруг мог бы обвинить синьорину Савиенну в отсутствии чувства меры, но, насколько видели глаза Хитреца в темноте, все смотрелось вполне органично. Кое-где на стенах светлыми и темными пятнами проглядывали картины – в основном портреты, но были среди них и классические пейзажи. Женскую природу хозяйки выдавал сладковато-дымный запах недавно потушенных ароматических палочек, привезенных в Город Души по специальному заказу из Шинхэ.

Искавший сейф Фойерен знал, что владелица кабинета слишком умна (сказать точнее, хитра и проницательна), чтобы прятать его за картинами. Однако в том, что копия Государственного реестра магов находится в сейфе, курьер не сомневался: ведь где еще ему быть?

На письменном столе синьорины лежала кипа писем. Такой сорт посланий, подумал Хитрец, можно держать хоть на столике в опочивальне: все они искусно зашифрованы, и ничего не подозревающий домочадец, как бы вдумчиво он ни вчитывался, никогда не догадается об истинном содержании написанного.

Бумаги на письменном столе, к слову, пребывали в порядке, слишком подозрительном для славившейся нетерпением особы. Впрочем, порядок этот мог быть заслугой одной из горничных, но с малой долей вероятности: недоверием к людям синьорина Нолетт-Бессонти славилась не меньше самого Императора Одельтера. Некоторые шутили, что подозрительность и послужила причиной того, что Савиенна никогда не была замужем.

Хитрец продолжил поиски. Он заглянул под столешницу и открыл несколько ящичков, но усилия не оправдались. Однако стоило курьеру открыть небольшой шкафчик у стены, как он вдруг наткнулся на то, что искал, – дверцу сейфа. Дверца взирала на него плоской ручкой, замком и крохотными дисками с вытравленными на них цифрами. Хитрец знал эту модель: о ней недавно писали в газетах. Небольшой ящик, снабженный жаропрочной прослойкой из асбеста и совершенно огнеупорный, получил невиданное доселе одобрение в обществе.

Именно его и предстояло сейчас взломать Хитрецу. Фойерен достал одолженный у Джасин медицинский стетоскоп и потратил почти все оставшиеся минуты на подбор комбинации из четырех знаков – по числу маленьких циферблатов. Он не мог, используя свою обостренную чувствительность, угадать правильные цифры, но по примеру знаменитых взломщиков своего времени выслушивал тихие щелчки, раздающиеся внутри сейфа при наборе нужной цифры.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Наконец сейф открылся, разверзнул свой металлический живот.

Копии бумаг из Ратуши лежали в отдельных папках. Хитрец схватил их и, быстро перебирая, нашел среди них ту, в которой был Государственный реестр магов. Мгновение – и документы отправились в кожаный карман, прилаженный под рубашкой к телу. Хитрец сам придумал это приспособление после того, как однажды, спасаясь от погони, упал в пруд и промочил стратегические карты вражеских укреплений. За это Жнец избил его и чуть не выставил из отряда.

Фойерен не тронул ни наличности, ни иных документов. Еще мгновение, – и драгоценные папки легли на прежнее место. Сейф закрылся. Но, забрав копию Реестра, Хитрец отдавал себе отчет в том, что мог в любую секунду подписать себе смертный приговор: случайная ошибка или неосторожная улика с легкостью оборвали бы его жизнь.

Застегнув наспех карман, а затем пуговички рубашки, курьер еще раз огляделся по сторонам – так ему подсказали ощущения. И только сейчас заметил странное, исходившее откуда-то из угла свечение. Неужели он был настолько увлечен поиском, чтобы пропустить столь очевидную вещь?

Свечение исходило от внушительных размеров статуэтки паука, выполненной из металла, а потому казалось, что насекомое облачено в железную броню. Огромный металлический птицеед покоился на высокой подставке и выглядел зловеще. Беззвучно выругавшись, Хитрец пригнулся; он знать не знал, что это за чертовщина! Курьер успокаивал себя тем, что, будь это сигнальным магическим устройством, его давно бы уже притащили бы в полицейский участок. Но паук – казалось, хоть и бездействовавший – неотрывно следил за происходящим четырьмя парами ярких каменных глаз. Или, может… птицеед открыл свои глаза не сразу?

Решив более об этом не думать, Хитрец предположил, сколько времени находился в кабинете Савиенны. И тут же понял, что через балкон в читальной комнате ему уже не уйти: слишком долго он взламывал злополучный сейф…

Теперь для выхода следовало использовать одно из окон кабинета, и, раскрывая его легкие створки, месье Алентанс предположил, что невезение, может быть, сегодня и не вспомнит о его существовании.

Но именно неудача стала в тот вечер верной спутницей Фойерена. Сидя тяжелым грузом на его плечах, она заботливо протягивала Хитрецу предательскую руку; но стоило курьеру ухватиться за нее, как та, хохоча, незамедлительно растворялась в воздухе.

Фойерен быстро пролез сквозь раму и почти перевалился через нее всем телом. Он уже пытался ухватиться за скользкий козырек соседнего окна, чтобы удержать равновесие, когда в кабинет вошел кто-то из слуг Савиенны.

Негромкий звук открываемой двери – и Хитрец, слишком увлекшийся лазом, чтобы следить за комнатой и снующими людьми, вздрогнул всем телом. И тут же нога его подкосилась, где-то внизу скрипнуло, и Фойерен полетел вниз.

Падение завершилось громким хрустом кости, – и месье Алентанс тут же вцепился ногтями в замерзшую землю, чтобы подавить стон.

Совсем рядом с курьером лежал артефакт Джасин, разбитый на мелкие кусочки… Собаки, дремавшие у парадного входа особняка, были разбужены шумом и зашлись громким лаем.

«Идио-о-от!» – протяжно завыло в мыслях Хитреца. И на несколько секунд все другие мысли оборвались.

Ведь дальше была одна только боль. Боль повсюду, она едкая, гремучая и острая – настолько, что мгновенно пронизывает все тело и стучит в висках. Слабо соображая от нахлынувших страданий, Фойерен все же поднял голову вверх и увидел свет, падающий на землю от зажигаемых по всему дому светильников.

Две секунды. Он может потратить на себя ровно две секунды. Скатившись с раздетого, примятого падением кустарника, Хитрец быстро попытался найти источник боли; им оказалась левая нога. Прикоснуться к той было невозможно: здесь его пальцы превращались в раскаленные иглы, с налету врезавшиеся в пораженное место.

Нога болела нестерпимо.

Перед лицом Фойерена всплыл образ Чьерцема Васбегарда. Одельтерский маг еще несколько месяцев назад пытался продать ему втридорога свое новое изобретение – пропитанную магией марлевую повязку. Повязка эта, по словам чародея, могла создать великолепную иллюзию отсутствия боли. Но Хитрец тогда лишь посмеялся, заявив, что купит эту фитюльку лишь за половину сорэ, да и то если Чьерцем изловчится разделить монетку на две части. Теперь же Фойерен готов был проклинать свою скаредность.

К действительности Хитреца возвратил новый шум: два огромных, спущенных с цепи волкодава неслись сейчас с лаем прямо на него. Каждый из этих бесов был намного сильнее и быстрее человека, и нетрудно было догадаться, каким оказался бы исход встречи с ними.