Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А теперь?
Теперь Лу была обнажена. И великолепна. Хотя мне очень хотелось прикоснуться к ней, протянуть ладонь и провести по изгибу ее талии, я прятал руки в подушках, сжимая кулаки. Лу хотела, чтобы я диктовал каждое прикосновение. Хотела услышать каждое слово – каждое мое решение. Как бы ни были они малы, это все же были решения. Честные, искренние. Между нами не могло быть никакой лжи. Не здесь и не сейчас.
Не здесь и не сейчас.
– Твое бедро, – сказал я, не в силах оторвать взгляд от лодыжек, икр, коленей Лу. Неспособный связно мыслить, произносить больше, чем несколько слогов за раз. Я так увлекся, что смущаться было некогда. – Прикоснись к нему.
Живот Лу вздулся от смеха. Плечи затряслись. Я наслаждался звуком, видом – каждым вдохом, каждым выдохом. Ее смех звучал так ясно и звонко, восторженно, но Лу не имела права казаться такой невинной. Ведь ее тело пылало грехом.
– Мне нужно больше подробностей, шасс. Выражайся яснее. – Наклонившись вперед, Лу небрежно провела рукой по середине бедра. – Здесь?
Когда я покачал головой, с трудом сглотнув, она провела пальцем выше. Еще выше.
– Или… здесь?
– На что это похоже? – Не в силах удержаться, я резко выпрямился – быстро и нетвердо. Руки у меня дрожали – я так хотел дотронуться до нее, но не стал. Я не мог прикоснуться к Лу сейчас. Иначе уже не смог бы остановиться. – Представь, что это моя рука, и скажи мне точно, что ты чувствуешь.
Подмигнув, Лу закрыла глаза.
– Кожа такая… теплая.
– И все?
– Горячая. – Она скользнула другой рукой по горлу, шее, продолжая ласкать бедро. Ее улыбка исчезла. – Я чувствую жар. Я пылаю.
«Я чувствую жар. Я пылаю».
– Палец. Подвинь его выше.
Когда Лу подчинилась, засунув палец между ног, я чуть не разорвал подушки. Мое сердце учащенно забилось.
– Что ты чувствуешь там?
Дыхание Лу со свистом прервалось, когда она задвигала пальцем. Ее ноги дрожали. Мне до боли хотелось схватить их. Чтобы прижать ее к столу и закончить то, что мы начали. Но сейчас… что-то переменилось. Сейчас происходило нечто иное. Сейчас происходило все.
– Скажи мне, Лу. Скажи мне, как тебе жарко.
– Мне… – Лу медленно покачивала бедрами в такт движениям пальца. Запрокинула голову и выгнулась дугой. – …приятно. Так хорошо, Рид. Мне так хорошо.
– Выражайся яснее, – процедил я сквозь стиснутые зубы.
Когда Лу рассказала мне, каково это – скользко и чувствительно, томительно и пусто, – я упал перед ней на колени. Недавно она говорила о прославлении. И теперь я понял, что это означало. Но все равно не прикасался к ней, даже когда она стала ласкать себя еще одним пальцем, и еще одним.
– Жаль, что это делаешь не ты, – сказала Лу со вздохом.
Мне тоже.
– Раздвинь ноги.
Она так и сделала.
– Покажи мне, как ты прикасаешься к себе.
И она показала.
Сначала Лу делала нежные круги большим пальцем. Затем грубые. Чем дальше, тем быстрее и резче становились ее движения, а ноги напрягались, их сводило судорогой. Я и сам чувствовал каждое нажатие ее пальца – нарастающее давление, сильное томление. Желание освободиться. Мне удалось сделать один вдох. Два. Затем…
– Стой.
Резкое слово испугало ее, и Лу замерла, ее грудь тяжело вздымалась. На груди выступила тонкая капелька пота. Я жаждал попробовать ее на вкус. Встав на колени, я ухватился за стол по обе стороны от нее.
– Открой глаза. – Лу повиновалась, все еще тихо дыша, и я сказал: – Посмотри на меня. Не прячься. Я сказал, что хочу тебя видеть.
Лу пристально посмотрела мне в глаза. Она даже не моргнула, когда ее пальцы снова оказались между нами. Сначала медленно, потом все быстрее. И на ее губах… Я наклонился еще ближе, теперь почти касаясь Лу. Но так и не прикасаясь к ней. Когда она выдохнула мое имя – как осуждение, мольбу, молитву, – ее голос едва не сгубил меня. Я запустил руку в свои штаны. И при первом же прикосновении чуть не сломался.
– Ты… – Лу прижалась лбом к моему, уже почти обезумев. Капелька пота стекала меж ее грудей, когда она двигалась. Я бездумно смотрел на нее. – Ты чувствуешь себя распутным из-за меня, муж? Тебе стыдно?
Нет. Боже, нет. В этом не было ничего постыдного. Грудь сдавило сильнее при этом слове – стало слишком тесно, не хватало места, чтобы сдержать бушующие эмоции. Я не мог бы описать их, кроме того, как они ощущались – того, как ощущалась она.
– С тобой я чувствую себя… правильно. Цельно.
Дрожь пробежала по моей спине от такого признания. От правды. Кожу покалывало в предвкушении. Возможно, Лу всхлипнула, выдохнув мое имя. И когда она кончила, кончил и я. Лу схватила меня за плечо. Я схватил ее за колено. Мы неотрывно смотрели друг на друга, содрогаясь в унисон. И когда я обмяк на ней – опустошенный, – Лу коснулась своими губами моих. На этот раз нежно. Осторожно. С надеждой. Ее подбородок задрожал. Не говоря ни слова, я заключил ее в объятия, крепко прижимая к себе.
Лу казалась такой сильной после событий на берегу. Такой жесткой и непреклонной. Невосприимчивой к боли или ранам. Но здесь – после того, как она разбилась, разбилась под моим пристальным взглядом, – она казалась хрупкой, как стекло. Нет, не стекло.
Моя жена.
Я не помнил этого. Воспоминания исчезли, оставив во мне огромную пустоту. В моем разуме. В моем сердце.
Нет, я не помнил.
Но теперь хотел вспомнить.
Чрево зверя
Лу
На третье утро с рассветом мы оказались в водах Цезарина.
Жан-Люк вцепился в штурвал крепче, чем стоило бы, взволнованно постукивая пальцами.
– Добром все это не кончится.
Он бросил взгляд на меня и Рида, стоявшего позади у борта. Рид держался особняком с того первого дня в каюте, говорил мало и часто хмурился. Я ожидала подобного. Рида не интересовали мимолетные интрижки. Все, что между нами произошло на том столе, что-то значило для него.
Он просто не знал, что именно.
Когда Рид думал, что никто не видит его, я замечала, как он хмурит брови и качает головой, словно ведет безмолвный разговор сам с собой. Временами его лицо даже искажалось от боли.