– Селия! Селия!

Она едва замечала, что стражи гнались за ней. Жан-Люк встал перед ними, не давая им пройти, а мадам Трамбле заключила дочь в объятия.

– О, слава богу…

– Держи себя в руках, женщина! – рявкнул мсье Трамбле, вскочив на палубу и обходя Рида, меня и баррикаду шассеров, окружавших нас. – Постыдилась бы! Немедленно извинись…

Я бы посмеялась над зрелищем, которое они устроили, если бы не появился король. Если бы его взгляд не встретился со взглядом Рида. Если бы он не вынул из кармана своих бархатных штанов два металлических шприца.

Вот черт.

– Ну здравствуй, сын. – Огюст отвел взгляд от Рида, посмотрел на меня, и что-то хищное вспыхнуло в его глазах. Что-то ядовитое. Его привлекательное лицо озарила широкая и яркая улыбка, от которой у меня захватило дух. У меня действительно перехватило дыхание. Он улыбался как Рид. Как Бо. Я знала эту улыбку как свои пять пальцев. – Точнее, сыновья.

Шассер, солдат и констебль расступились при его приближении, и даже мадам Трамбле притихла, наконец осознав, насколько все серьезно. Никто не улыбается вот так без причин. Особенно короли. Я едва смела дышать, когда он присел передо мной. Когда сжал пальцами мой подбородок. Он обращался со мной куда нежнее. Как с хрупким фарфором, проводя большим пальцем по рубцам, будто бы желая смягчить их.

– Тише, тише. Не волнуйся, Луиза. Ты даже не представляешь, как я ждал нашей встречи.

Жан-Люк поспешил вмешаться.

– Ваше величество, пожалуйста, позвольте мне…

– Я ничего тебе не позволю, – холодно сказал Огюст.

Жан застыл как вкопанный. Огюст не отрывал от меня взгляда, изучая мои губы.

– Вы лишены звания капитана, шассер Туссен. Ваши обязанности переходят к новому капитану, Филиппу Брибуа.

– К Филиппу? – Лицо Жан-Люка исказилось. Он смотрел на Филиппа и короля, и его грудь раздувалась от ярости. – Я задержал и обездвижил двух самых опасных ведьм в королевстве. Я вернул вашего сына…

– Ты, – огрызнулся Огюст, – ослушался моего прямого приказа. Я не просил тебя присутствовать на конклаве. Я требовал этого. Отказавшись от своих обязанностей, ты отказался от своего звания. Я очень надеюсь, что она того стоила. – Он взглянул на Селию, скривив губы. – Она и правда очень хорошенькая.

Жан-Люк открыл и закрыл рот, казалось, его едва не хватил удар. Даже сейчас, когда нам грозила беда, мне стало жаль Жана – казалось, в один миг он потерял все. Однако, когда Огюст отнял руку от моего подбородка, щелкнув первым шприцем, страх пересилил все прочие чувства. Я бросила перепуганный взгляд на Жан-Люка, желая, чтобы он взял себя в руки.

– Однажды я повстречался с твоей матерью, Луиза, – сказал Огюст, все постукивая и постукивая по шприцу. – О, она… просто восхитительна. Бриллиант чистой воды. Очень жаль, конечно, что она демонесса, высасывающая души. Как и твоя мать, – добавил он, обращаясь к Риду.

Склонив голову, король рассматривал иглу. С ее кончика стекала капелька болиголова. Моя магия тут же взметнулась, белые узоры развернулись вокруг меня. Они гудели, желая защитить Рида. Желая защитить всех. Меня едва не затрясло от напряжения. Ни о чем не подозревающий

Огюст погладил меня по волосам и притянул мое обмякшее тело к себе на колени.

– Ты, конечно, совсем на нее не похожа, бедняжка. Вся в отца, да? – Огюст наклонился так близко, что я почувствовала запах мяты у него изо рта. – Я ненавидел его. Полагаю, это облегчает задачу – даже чересчур. Когда я объявил о казни Элен, то знал, что ты придешь, но не ожидал от тебя такой слабости.

Он прижал шприц к моему горлу.

– Ваше величество. – Жан-Люк не осмелился подойти ближе, но его голос зазвучал настойчиво и громко. – Я ввел пленникам повторную инъекцию совсем недавно. Если вы сейчас введете им болиголов, боюсь, что они умрут раньше, чем их сожгут на костре.

Огюст приподнял золотистую бровь.

– Ты боишься, что они умрут?

– Я неудачно выразился. – Жан-Люк опустил голову. – Прошу простить меня.

Но во взгляде Огюста уже заплескалось подозрение.

– Есть только один способ убить ведьму, охотник, и это не яд. Тебе нечего бояться. Но я милостив. Я не буду вводить пленникам болиголов.

Я испустила долгий, медленный вздох облегчения.

Возможно, Огюст почувствовал это. Возможно, и нет. Однако жестом он подозвал Жан-Люка к нам и вложил шприц в его ладонь, а потом встал. И поднял меня, баюкая в своих объятиях. Руки и ноги у меня беспомощно болтались.

– Это сделаешь ты.

Черт, черт, черт.

Жан-Люк моргнул, его лицо окаменело.

– Я, ваше величество?

– Да, охотник. Ты. Большая честь, верно? Схватить и обездвижить двух самых опасных ведьм в королевстве?

Его намек ясно прозвучал в наступившей тишине. Даже ветер стих, прислушиваясь. Словно надеясь подтвердить свои подозрения, Огюст сильно ущипнул меня за бедро. Я стиснула зубы от боли. Щипка, синяка на подбородке или сломанного пальца было мало, чтобы сломить нас. Однако белые узоры все еще терзались яростью. Они требовали возмездия. Но я не могла воспользоваться ими. Пока рано. Если я сделаю это, все поймут, что Жан-Люк солгал. Все узнают, что он предатель, и вот тогда он действительно потеряет все – свой мундир, свою балисарду, свою жизнь. И Селия тоже пострадает.

«Мы всемером».

Нет, наш план все еще может сработать. Жан-Люк мог бы каким-то образом сделать вид, что вводит мне болиголов, и мы…

– Я жду, – мрачно сказал Огюст.

Жан-Люк изо всех сил старался сохранить бесстрастное выражение лица, но в глубине его глаз мелькнула паника и раскаяние. Наши взгляды встретились всего на мгновение, и он опустил шприц. В ту же секунду я все поняла. Жан-Люк не станет притворяться. Он просто не мог никого обмануть, ведь на нас смотрело слишком много глаз. И сам король тоже.

Оставалось лишь два варианта.

Я могла бы сейчас напасть на короля, и мы, вероятно, сумели бы пробиться на свободу, но тогда пострадают Жан-Люк, Селия и мадам Лабелль. Или же я могла бы позволить ввести себе яд и доверить другим спасти нас. Ни один из вариантов не был надежным. Ни один из них не гарантировал спасения. Но если выбрать второе, мы хотя бы окажемся рядом с мадам Лабелль. И если остальные спасут ее, смогут спасти и всех нас. И хотя Клод утверждал, что не может вмешаться, он же не бросит нас умирать, так?

У меня была доля секунды, чтобы принять решение, прежде чем Жан вонзил иглу мне в горло.

Меня пронзила резкая боль, и болиголов –