И несказанно обрадовалась тому, что в гостиной раздался звонок ее мобильника. Илья унесся за телефоном, любил за ней ухаживать дома, заботился, как мог.

– Это Сава, можно я с ним поздороваюсь?! – в глазах горело нетерпение, и пусть за ним такого хвастовства не было, сейчас он явно хотел рассказать, звонившему, радостную весть.

– Давай в другой раз, я передам от тебя привет!

От нее не укрылся разочарованный взгляд сына и очень внимательный подозрительный взгляд Кости, и усмешку его, понимающую, она тоже подметить успела, но внимание заострять не стала. Пусть думает, что хочет, свою жизнь ради него она больше никогда менять не станет.

Вышла из-за стола и пошла на балкон первого этажа.

– Здравствуй, Сава.

– Что у тебя происходит?! – утруждать себя приветствием он не стал, сразу требовательно заговорил.

– А что у меня происходит? Вася разве не сказал? – она порадовалась, что он не видит ее лица.

– Вася мне сказал, что явился некий Константин, прямо к тебе в офис, а ты его за каким-то чертом домой потащила!

– Слышатся мне в твоем голосе ревнивые нотки, но мы оба прекрасно знаем, что ко мне, кроме нежной дружбы, ты ничего не испытываешь, так что завязывай с этой бодягой и говори, зачем звонишь.

– Марина! – голос его приобрел стальные нотки, – он отец твоего сына, но, надеюсь, ты его в свою жизнь пускать не собираешься?!

– Я что, спятила, по-твоему?! – невольно вспылила, повысив голос.

– Ладно, что ты сразу? Что там с Бумовым у вас?

– Пока ничего, проверяем, как он тот заводик приобрел. У Андрюхи чуйка сработала, так что копаем пока.

– Понял, держи меня в курсе. С Алиной что решила?

– Это сам решай, она твой человек, тебе и карты в руки.

– Кого назначишь? Татьяну?

– Сава, если я предложу ей должность, ты должен дать добро на все, что она попросит. Играть с ней в серого кардинала не выйдет, она этого не любит.

– Ну, значит, считай, что мое добро ты получила, дерзай.

– Благоденствую, – хмыкнула, – за разрешение, царь-батюшка. Еще что хотел?

– В конце недели все обсудим, и так, просто беспокоился после звонка Васи. Может, Артема к тебе прислать, ты ему объясни, что надо, он поможет.

– Пусть заходит, Илья по нему соскучился.

– Да, – в его голосе послышалась усмешка, – Именно, по крестному отцу он соскучился, себе то не ври!

– Давай потом, а? Устала, как собака.

– Потом, так потом, встречаемся, как обычно.

И, как обычно, мужчина не попрощался, просто оборвал соединение.

Этот звонок ей был нужен, чтобы собраться, не натворить дел. Сын ей не простит грубости. В кого только такой справедливый уродился? Она смирилась его общению с дедом, – ее отцом,– хотя сама с тем не общается давно. На ее запреты он резонно говорил, что ему дед ничего плохого не делал, значит, он будет с ним общаться. Теперь Костя, с ним будет та же история. Раз он не сделал ничего плохого самому Илье, раз он не знал о существовании первого, все,– он оправдан, обвинение снято.

Сама виновата, сама так воспитала, что уж теперь то?

Посмотрим, что дальше будет.

ГЛАВА 3

Вот так вот и приходит, неожиданно, осознание, что в жизни ты добился всего, чего только мог, и пора на пенсию, ага.

Маришка, мягко говоря, охреневала: последние дни и так выдались тяжелыми, физически, и просто невыносимыми, морально, но, худо-бедно, она держала себя в руках. Старалась быть вежливой, не цедить слова сквозь зубы, скалила этой дурацкой улыбкой, а все из-за того, что отец ее сына…, как там Илья сказал: «Мама он очень одинокий человек. Мои родители должны быть счастливыми»… вот и старалась, чтобы его родители были счастливыми.

Боже, как же она устала от всего этого фарса! Никогда не было так плохо, точнее, хуже было, конечно, но сейчас, по пятибалльной шкале, ее душевное состояние приблизилось к отметке один.

Каждый день! Каждый божий день, возвращаясь с работы, домой, она обнаруживала сына в неизменной, за эти дни, компании Кости.

Каждый вечер она видела его в своем доме, и даже не могла ему выказать свое недовольство. Потому что знала, как сын внимательно вглядывается в ее глаза, следит за каждым ее вздохом и хмурится, стоит только ей показать, как же ее все достало, и как она устала.

Если Илья начинал волноваться о ней, все,– пиши: пропало! Капанье на мозги от восьмилетнего, но чересчур умного ребенка, в течение месяца ей обеспечено,– проверено неоднократно. А в итоге, он ее доведет до такого состояния, что она согласится на все, лишь бы он прекратил бомбить ее фактами из медицины (слава интернету за них), информацией об экономическом состоянии их государства…, и медленно подведет ее к мысли о том, что отпуск в какой-нибудь арабской стране (на этот раз) пойдет на пользу именно ей.

Причем, все вывернет так, что у нее найдутся признаки хронической усталости, потом длительный стресс, и, как итог, еще и депрессию припишет. И, наверное, будет прав.

Правда, вот шутит про себя, и даже делится с кем-то тем, что у нее происходит в жизни, все же эти перемены…, они к лучшему, хотя бы для ребенка. Но, она то ведь не маленькая, не умеет так быстро приспосабливаться и меняться под обстоятельства. Тяжко ей даются совместные ужины, хоть и веселится наравне с отцом и сыном, но в душе нет радости. Так, только ревность, черная и противная, жалит сердце больно, мешает дышать.

Объективно Маришка понимала, что еще пару месяцев она будет видеть сына таким: с глазами, полными радостного ожидания, бесшабашной улыбкой на лице, энтузиазмом. Сейчас он, как никогда, стал похож на обычного ребенка, как ей говорили психологи, на «нормального». Тоже мне, деятели наук, запихнуть человека в рамки и назвать это нормой, а тех, кто в эти самые рамки не вписывается, заклеймить «асоциальными личностями».

Ее мальчик всегда был не то, что тихий, скорей несколько отстраненный, безучастный к остальным деткам своего возраста, а вот с взрослыми людьми или с детьми, старше его лет на пять, наоборот.

И сейчас она видела в своем сыне…, точнее, перестала замечать характерные для него линии поведения. Исчезла степенность в разговоре, внутреннее спокойствие, что так мешало ему учиться в обычной школе. Нет всего этого, в данный момент, но есть детская непосредственность, желание рассказать о себе отцу, абсолютно все.

Конечно, она понимала, что им нужно многое наверстать, еще столько обсудить и рассказать. Но не ревновать