снизу доносился какой-то гул. Я оделся и спустился. Как оказалось, к отцу прибыли какие-то уважаемые люди. Я мельком взглянул на них с лестницы. Всего было человек десять. Из всей толпы я узнал только Бурскую, старую и мудрую, по словам всех людей, княгиню, также увидел отца, который был положительно настроен, Вицер, смеющийся с шуток отца, выпивал все больше и больше рома. Отец и Вицер всегда пили этот ром, отцу кто-то привозил его из заграницы. Граф Яснов разговаривал с Двинским. Остальных людей я не знал.

– Григорий! – Крикнул Вицер и подозвал меня рукой.

– Добрый вечер, – сказал я, спускаясь.

– Это тот самый освободитель крестьян? – Произнесла Бурская.

– А это та самая важная и мудрая персона общества? – Ответил я, высокомерно осмотрев ее.

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос, Григорий, – улыбнулась она, стараясь разрядить обстановку.

Я поймал пожирающий взгляд отца на себе и понял, что умру, если не перестану огрызаться. Тут подошла Анна Федоровна. С ней все поздоровались. Она очень хорошо держалась, даже я бы так не смог. Так холодно на меня смотреть и говорить так, будто мы не знакомы, она могла в идеале.

– На самом деле я наслышан о вас, княгиня. Простите мне мою грубость.

– Жениться нужно тебе, Гриша. Никак не угомонишься ты, – сказал Вицер.

– Именно это мы и обсуждали накануне с княгиней Бурской, – заявил отец. Я стал с подозрением смотреть на них.

– Да, и мы с Павлом Аркадьевичем пришли к согласию, – улыбнулась она, глядя меня.

– К какому же согласию вы пришли? – С опасением спросил я, незаметно поглядывая на Анну.

– На приеме у графа Яснова ты познакомишься с Екатериной Бурской, дочерью нашей многоуважаемой княгини, – объявил отец.

– О, как она прекрасна и умна, Григорий. Ах! Если б вы только знали, как она восхитительна! – Добавил с наслаждением Вицер.

Я посмотрел на Анну, она побледнела, ее щеки стали наливаться румянцем. У меня внутри все горело. Я из последних сил старался держать лицо.

– И Екатерина Бурская сама тоже не знает о вашем договоре, верно? – Спросил я.

– Сегодня вечером она об этом узнает, – успокоила княгиня.

– Не пугайся, Гриша, все в порядке. Ты ведь веришь своему отцу? – Спросил он. В какой-то момент мне показалось, что его взор – это ствол заряженного ружья, висящего на стене моей комнаты уже больше десяти лет.

– Григорий, доверьтесь своему отцу, я знакома с Екатериной. Это действительно очень умная, светлая и добрая девушка. Вышел бы действительно прелестный союз, – добавила с улыбкой Анна. Моя дорогая Аннушка сказала мне эти слова. Я обомлел.

– Что за вздор? Почему я должен это делать?! – Не выдержал я.

– Простите, господа. Григорий отойдем, – взял меня под руку отец.

– Да, конечно, Павел Аркадьевич.

Мы с отцом отошли в угол.

– Слушай меня внимательно, сынок, – сказал он очень холодно. – Посмотри на свою жизнь, как ты себя ведешь. Ты уже взрослый человек, а сам позоришь меня в обществе.

– А не ты ли мне говорил про то, что репутация – не главное. Главное – это отстаивать свое мнение и бороться за правду?

– Хорошо, ты видимо осознаешь здесь второй смысл. Тебе нужно жениться на Екатерине Бурской, потому что…

– Нет, – холодно ответил я.

– Слушай меня! – приказал отец.

– Не буду я слушать эти бредни. Ты сам прекрасно знаешь мое чувство к Елизавете Двинской.

– Хорошо. Послушай меня сейчас.

– Слушаю.

– Мы как-то поехали на охоту с Вицером и Грылевым.

– Я помню тот день.

– В тот день я решил поквитаться с Грылевым. Давно ли ты видел его?

– С момента дуэли. Что ты с ним сделал?

– Под предлогом примирения я позвал его на охоту. Мы долго шли, Вицер знает весь лес наизусть, он вел нас в самую чащу. Мы решили отдохнуть и выпить. Грылев, он глупее, чем наши гончие, даже не заподозрил ничего. Мы с Вицером напоили его, после чего я навел на него ружье и заставил идти в болото. Он долго молил о пощаде. Да, я навсегда запомню это выражение лица. Я не выдержал и застрелил его. И я стою здесь вместе с тобой только благодаря княгине Бурской и ее связям. Если б не она, я, ты и Вицер были бы казнены еще вчера, все трое, без суда. Как бы ты объяснил пропажу без вести Грылева? Все стрелки сразу же метнулись бы на нас. И помни о том, что думают о тебе военные после конфликта с Щетининым.

Я замер в ужасе.

– Какой же ты дурной, папа.

– Прости меня сын, ты поймешь позже.

– Не могу понять, почему ты так возненавидел Грылева и Щетинина? Они же самые обычные сволочи.

– Я расскажу тебе после вечера. Сынок, прошу тебя, можешь винить меня во всем сколько хочешь, но я смыл позор.

– Какой позор.

– Все потом, сынок. Просто помоги нам, прошу.

– Хорошо, я согласен. Но как только меня взбесит все окончательно, я уйду. Я и так в ужасе, отец.

– Спасибо, Гриша.

Мы вернулись к остальным.

Я смотрел на уже уходящую Анну, в моей груди тоска изрезала мое сердце. Я понимал, куда я влез. Но меня убивало еще одно: я почему-то был немного рад этой ситуации. Почему?

– Господа, простите за задержку, – с улыбкой сказал отец.

– О, ничего-ничего.

– Григорий, так вы подумали над моим предложением? – Протяжно спросила Бурская.

– Да, я с удовольствием познакомлюсь с вашей дочерью, – улыбнулся я так, чтобы они не заметили лживости в моей мимике.

– Прекрасно! – Крикнул Вицер и засмеялся.

– Предлагаю выпить, уважаемые, – улыбался отец.

Весь этот бал-маскарад настолько меня достал, что я хотел поскорее сбежать. Эти лживые улыбки ужасных людей, одним из которых я сам теперь являюсь, заставляли меня злиться.

– Господа! По некоторым обстоятельствам я вынужден вас покинуть, но с радостью составил бы вам компанию позже, – сказал я, выпив залпом полный бокал рома.

– Конечно, Гриша, ступай, – сказал отец так, будто какого-то козла рогатого отпустил.

Я выскочил на улицу и побежал в конюшню. Запрыгнув на Зевса, я помчался вслед за Аннушкой. Я знал, что догоню ее повозку на своем коне, ведь быстрее чем он никого нет.

Я мчался в ночи, ничего не было видно, только кое-как мог различить силуэты деревьев и дорогу. Звездное небо и луна освещали мне путь. Когда я летел на Зевсе вдоль поля, то сумел разглядеть вдали повозку. Я прибавил ходу. Спустя несколько минут я обогнал повозку и встал поперек дороги. Кучер был вынужден остановиться.

Я подбежал к повозке и распахнул двери. Анна сидела у окна, вытирая слезы платком. Ее удивлению вперемешку