за подделку документов существует в этом времени? Штраф? Публичная порка? Год тюремного заключения? Больше? Разумеется, если твоя вина доказана.

Только вчера Ника шутила над соседкой тётей Таней, чтобы та ждала в гости следственно-оперативную группу для обыска её квартиры и вот, нате вам, накаркала на свою голову.

Ника осмотрела стол. На нём ничего лишнего — канделябр с горящими свечами, три документа, песочные часы, чернильница, пяток гусиных перьев в стакане, десяток чистых листов бумаги.

Заглянула под стол, где обнаружился небольшой деревянный ящичек. Ника узнала в нём грелку для ног10, часто изображавшуюся на картинах малых голландцев.

Выдвижных ящиков в столе не оказалось. Зато не меньше четырёх десятков есть в шкафу-кабинете.

Взяв канделябр, Ника перешла к шкафу.

Она затратила больше часа, чтобы тщательно осмотреть каждую полочку, заглянуть в каждый ящичек и перебрать каждую бумажку.

Что искала? Всё, что могло вызвать подозрение при обыске, стать неопровержимой уликой, прямым доказательством виновности Руз или Якоба.

Поиски Ники увенчались успехом — кто ищет, тот всегда найдёт!

Хватило бы и малой толики из того, что она нашла, чтобы доказать виновность сестры и брата. Если Якоб возьмёт ответственность за содеянное на себя, то сестра и мать всё равно пойдут по миру с протянутой рукой.

«Ладно бы эта неженка Руз!» — негодовала Ника, сворачивая в трубку более трёх десятков найденных листов с тренировочными подписями. Полностью положившись на взрослого брата, она не думала о собственной безопасности. А тот оказался балбесом, не удосужившимся уничтожить улики!

Ника расстроилась не на шутку. Хочешь что-то сохранить для образца — спрячь как следует. А лучше сожги. Бережёного Бог бережёт.

Она перебирала документы, внимательно вчитываясь в текст каждого, чтобы в запале ни один из нужных не попал в «урну».

«А мать?» — продолжала она возмущаться. Знает ли мать, что её сын заставляет Руз подделывать документы? Наверняка знает. Знает, что накануне падения дочери между ней и братом произошла ссора. Дважды мать сказала, чтобы она слушалась Якоба.

Нет худа без добра.

Благодаря тщательному осмотру всех документов в шкафу-кабинете, Ника узнала, что мать Руз зовут Маргрит ван Вербум, в девичестве Ван дер Зи, ей сорок восемь лет. Сорок восемь! Она на два года старше матери Ники, а выглядит бабушкой. Её старят не седые волосы с лёгким оттенком желтизны. Старит потухший взгляд и унылое выражение лица.

Отец Руз — Лукас ван Вербум умер от болезни сердца шесть лет назад в возрасте пятидесяти двух лет.

Полное имя брата Руз — Якубус ван Вербум.

— Балбесу двадцать девять лет, — задумчиво произнесла Ника. Руз младше его на десять лет.

Семья Ван Вербум признана благородной, дворянский титул имеется.

Ника затратила уйму времени, чтобы скопировать нужную подпись и отработать написание линий и завитков в длинной заковыристой подписи должника. Для этого она приняла удобную позу за столом, научилась правильно держать гусиное перо, подобрала нужный наклон и силу нажима, чтобы оно не царапало бумагу и — не дай бог! — не капнуло ядовитой чернильной кляксой на лист.

Руки Руз дрожали в самом деле, глаза слезились и справиться Нике с этим удалось с трудом.

«Надеюсь, мерзавец-заимодавец не в курсе того, кто именно ставит фальшивые подписи на его бумагах», — подумала она, с силой растирая нежную кожу на лице. Желание убить Якубуса, а заодно и заимодавца, было сильным.

Она долго не могла успокоиться и каждый раз вздрагивала и тяжело вздыхала, когда сквозь толстые стёкла окна, завешанного плотными шторами, до неё ежечасно доносился звук боя часов на главных воротах города.

Она закончила работу, когда часы пробили четыре раза. Глаза болели, будто в них насыпали песка; занемела шея; разболелась голова.

Ника оставила подписанный документ на столе, забрала «улики» и шкатулку Руз и вернулась в свою комнату.

Совесть Нику не мучила и преступницей она себя не ощущала. Абстрагировавшись от настоящего, она стала наблюдателем и советчиком для самой себя, оценила возникшую проблему с разных сторон, убрала «улики». От сердца отлегло.

Поверила ли она обещанию Якубуса, что этот раз станет последним? Руз поверила, Ника — нет. От получения лёгких денег мужчина не откажется никогда.

Раздевшись и осторожно забравшись в постель, Ника нащупала грелку в ногах. Хенни принесла её после ухода молодой госпожи. Неужели и она знает, где с позднего вечера находилась и что делала Руз?

Проваливаясь в глубокий сон, Ника с облегчением подумала, что утром она сожжёт все «улики», а для шкатулки подыщет подходящее местечко. Хенни очень расстроится, обнаружив тайник пустым.

Глава 6

Ника выспалась, вот только выбраться из постели не спешила. Вытянувшись под одеялом, утопала в перине и огромных подушках. Мягко и душно.

В щель в задёрнутом пологе просачивался дневной свет.

Ника слушала тишину в комнате — иную, не ту, к которой привыкла и не замечала в прежней жизни. Не слышались ни ссоры соседей через стену, ни плач разбуженного ребёнка. Не рокотала стиральная машина в квартире сверху, не шумели двигатели проезжавших под окном автомобилей.

Тишина была непривычная — гулкая, чужая.

Ника окончательно осознала, что её путешествие в мир иной — это не результат временного умопомрачения, и она не жертва предсмертных галлюцинаций. Она умерла, её убили.

Из горла вырвался всхлип; на глазах выступили слёзы. Пусть Ника была некрасивой и не любила себя. Она жила в привычном для неё мире, жила рядом с мамой, которая хоть и по-своему, но всё же её любила. Она хотела верить, что именно любила. Пусть чуть-чуть, малюсенькую крошечку, но любила.

Теперь она будет жить в теле, в какое судьба забросила её душу, дав ей второй шанс. Она привыкнет, справится, сможет стать другой.

Вспомнив, чем занималась ночью, Ника с беспокойством просунула руку под подушку. Нащупав шкатулку и смятые бумаги, успокоилась. Сейчас она встанет, приведёт себя в порядок и спустится в кухню, где избавится от «улик».

Она понежилась бы в постели ещё немного, если бы со стороны коридора не послышался громкий топот, усилившийся у её двери.

Хенни вошла без позволения, наспех ударив в дверь, по всей вероятности, ногой.

Ника вздрогнула, шикая от прострела боли в висках. Отдёрнула полог и уставилась на ноги прислуги. Из-под низа платья выглядывали деревянные башмаки — кломпы11.

Увидеть визитную карточку Нидерландов вот так, на ком-то, не как сувенир, а как повседневно носимую рабочую обувь, Ника не ожидала.

— Нельзя было переобуться? — с недовольством сказала она, осторожно спускаясь с кровати. — В голове от грохота твоих сабо бухает.