Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тебя за что убили? Оказалась не в то время не в том месте?
Если бы в тот день не отменили последнюю пару…
Если бы Ника не зашла в магазин, чтобы купить бутылку пива…
Если бы пошла домой быстрым шагом…
Если бы…
Её похоронят в один день с Ромкой. И не на третий, как положено. Их тела будут лежать в морге в холодильнике, пока не закончится следствие. Нет, мать потребует выдать её тело раньше. Она сможет.
От мыслей о матери у Ники сжалось сердце. Она скривилась; по щекам потекли слёзы — горячие, живые. Ника вытерла их и горько расплакалась.
Какой бы нелюбимой дочерью она ни была, но мама одинокой себя никогда не чувствовала. Как и Ника. Они были друг у друга. Теперь мама осталась одна. Без поддержки, без родной души рядом.
Ника? Её тело предадут или уже предали земле. Душа улетела чёрт знает куда и оккупировала чужую телесную оболочку. Седовласая не заметила подмены, для неё всё осталось по-прежнему, её дочь рядом.
Похоже, придётся смириться с этим и принять всё как есть.
Ника судорожно вздохнула. Предстояло узнать, в какое время попала её душа, чем занималась её предшественница, о чём думала, о чём мечтала.
Предстояло понять, получила ли Ника вместе с новым обликом знания, которые были у прежней хозяйки тела. Возможно, жизнь в новом для неё времени придётся начинать с нуля.
Ника отбросила одеяло. Чужими, непривычно маленькими руками, ощупала бёдра, ровные ноги, небольшие ступни с аккуратными пальцами. С нервным смешком пощипала их — щекотно. Поправила упавшие на лицо волнистые волосы — русые, с медовым оттенком, мягкие и пышные. Понюхала их.
Растёрла ладонями лицо.
Зеркало! Ей срочно нужно посмотреть на себя в зеркало!
Ника спустила ноги и едва не упала, когда не ощутила под стопами пола. С глухим вскриком съехала с кровати на широкую скамью, приставленную к невероятно высокой кровати. Настолько высокой, что казалось, будто она стоит на возвышении.
Качнулась на скамье, спрыгнула на пол. В голове ухнуло; дыхание спёрло от боли в груди.
Ника согнулась, упёршись глазами в пол, оформленный серо-коричневой квадратной плиткой классическим шахматным рисунком. Отдышалась. От вида белого горшка приоткрылся рот; брови поползли на лоб.
Ступни машинально просунулись в туфли без задников, стоявшие рядом, руки осторожно сняли со спинки стула и набросили на плечи тяжёлый чёрный бархатный халат с меховой опушкой по горловине и рукавам.
Отработанным движением чужих рук Ника затянула пояс на талии, освободила из-под ворота халата волосы, свернула их жгутом. Размашистый жест отозвался болью в затылке — гематома на месте.
Потерянным взглядом Ника блуждала по обстановке небольшой сумрачной комнаты, тёмному потолку с незакрытыми балками с поперечными перекрытиями.
Света масляной лампы было недостаточно, чтобы всё рассмотреть в деталях, но и того, что бросалось в глаза, хватило понять, что Ника находится не в двадцать первом веке. А если вспомнить одежду женщин…
Зеркало нашлось тут же, у стены: в полный рост, на ножках, в простой деревянной раме.
Вскрик удивления вырвался из горла Ники глухим сдавленным сипением. Из глубины зеркала на неё смотрела девчонка, даже отдалённо на неё непохожая.
Ника придирчиво изучала незнакомку: лет восемнадцати-двадцати, не более, выше среднего роста, с тонкой талией, стройная, белокожая.
Повертела перед собой чужими руками, слушавшимися её безоговорочно. Усмехнулась: «Бездельница и белоручка».
Если с грудью и фигурой у незнакомки было всё лучше некуда, то лицо, на взыскательный взгляд Ники, она бы красивым не назвала.
Красивым с точки зрения девушки двадцать первого века. Ни пухлых губ, сложенных «уточкой», ни широких идеально откорректированных бровей, ни длинных густых наращённых ресниц.
У Руз и нос длинноват, и губы узковаты, и лоб высоковат.
Обладая художественным вкусом, Ника назвала бы новое лицо аккуратным, но скучным. Тем не менее его нежный овал, красивые волосы, серо-голубые глаза — у Ники были зелёные с жёлтой радужкой, — тонкая кость, создававшая ощущение хрупкости, с лихвой компенсировали «недостатки».
«М-да, быстро же ты приняла чужое обличье», — грустно улыбнулась она, получив ответную белозубую улыбку Руз. Лицо заметно изменилось, стало милее. Улыбка ей шла.
Ника гримасничала, всё больше убеждаясь, что новый образ ей нравится. Пусть девчонка не красавица, но есть в ней что-то необъяснимое, что заставляет задержать на ней взгляд и вызывает невольное желание заслонить собой, затолкать за спину, спрятать, защитить.
Глава 4
Ника подошла к узкому окну, верхняя часть которого была украшена цветной мозаикой. Обвела пальцем крошечный квадратик стекла, оправленного в свинцовый оконный переплёт3. Отдёрнула воздушные кружевные шторы.
В предвечерних сумерках с высоты второго этажа она увидела задний дворик. К нему вела выложенная плиткой дорожка. На пятачке земли с остатками прошлогодней травы под напором ветра качалось чёрное дерево, стелился голый кустарник.
«Ранняя весна», — решила Ника, рассматривая за глухим зелёным забором видневшийся шпиль какого-то здания. Поёжилась и отвернулась. Глаза упёрлись во встроенную в нишу кровать4, похожую на шкаф, с которой она чуть не свалилась.
Кровать оказалась не только высокой, а ещё и короткой. Будь Руз выше, спать бы ей пришлось сидя.
«Не делают же они их на заказ с учётом роста, как гробы?» — изумилась Ника.
От невольного сравнения пробрала дрожь. Глаза переместились на прикроватный столик на трёх фигурных ножках.
Огонёк масляного светильника отразился на боку серебряного кувшина с узким горлышком, мигнул в глубине бокала из зелёного стекла, подсветил рельефный ободок плоской тарелки, запутался в складках смятой белой салфетки. Потух.
На краю стола лежала толстая книга с закладкой.
«Библия», — не удивилась Ника, пройдясь ладонью по коричневой кожаной обложке старого, потрёпанного издания.
А вот и умывальник — таз и кувшин с водой теснятся на узком столе в углу. Здесь же на стене висит маленькое зеркало, на низкой полке выступает щётка для волос, в аккуратном ящичке сгрудились разновеликие флакончики с разноцветным содержимым.
Ника осмотрелась в поисках бельевого шкафа. Его не оказалось. Вспомнила, что сорочку для неё принесли из другой комнаты. Глаза зацепились за сундук — большой и роскошный. Резьба по дереву немного грубоватая, но это же дерево!
Тяжёлая крышка поддалась с трудом. Ника посетовала на слабые руки Руз.
— Нежное создание, — проворчала она, заглядывая в сундук, доверху набитый вещами.
Перебирала бесконечные рулончики узкого и широкого кружева, стопки воротников и манжет, головные и носовые