нейлоновую перегородку, но за соседним прилавком никого не было.

– Валя! – позвала продавщица без особых примет.

Откуда-то со стороны переходного моста радостная, как восклицательный знак, возникла миниатюрная, хотя и тоже упакованная, продавщица в красивом голубом колпаке.

– Что? – спросила она.

– Ничего. В рекламных целях позвала тебя.

– Красиво, – одобрила Оля, попросила завернуть колпак, поздравила обеих продавщиц с наступающим, села в маршрутку и поехала домой.

Колпак шел Оле необыкновенно. «И теплый, наверное», – приняла его за модную шапку Оленькина мама.

Но теплый было даже лишнее. В голубой шапке Оля собиралась быть Снегурочкой на музыкально- поэтическом вечере одного волонтерского проекта, который тоже имеет отношение к Новому году, но история не об этом.

Вообще-то увлечение Оли авторской песней никак не связано с её гуманной и красивой профессией. «Вы, наверное, с детьми работаете?» – предвкушали удивленный взгляд и «Как вы догадались?» новые знакомые обаятельной исполнительницы с несильным, но очень приятным, как будто созданном для того, чтобы петь детям, голосом. Не тут-то было.

– Нет, я эколог, – разочаровывала Оля.

Вдобавок, она работала в международной природоохранной организации. Серьезная, в общем, дама. Но на сцене, конечно, совершенно другая.

Впервые за последние пять лет Новый год Оля решила встретить дома. И за эти же пять лет она отвыкла считать Новый год праздником. Он настигал её то в дороге, то врасплох в незнакомом городе, но одно дело, когда праздничным фонтаном бьет беззаботность и хочется совершать безумства. Но фонтаны * фейерверки * били рядом, а Оля почему-то оказывалась между ними, как будто, если продолжать сравнения эмоций с водой, её затягивало в какой-то водоворот. Это было даже немного приятно. Что-то в этом было  – привкус меланхолии приторного коктейля-калейдоскопа, всех этих брызг, всего этого сверкания-мерцания, от которого остаётся только пшшшик и усталость. И похмелье

Праздничный стол поблёскивал уже хрусталем, будто приближая часы праздника, хотя ещё даже не стемнело.

Успели прийти и парочка поздравительных sms-ок в стихах. И раздался звонок.

– Поздравляю, милая… – звонила Татьяна Валерьевна. Наспех пожелала здоровья-счастья-успехов-любви-и-всего-чего-ты-заслуживаешь и перешла к главному. – Приезжай, милая, встречать Новый год. Я совсем одна.

Татьяна Валерьевна заплакала.

– А как же Алик?

Алик – сын Татьяны Валерьевны, довольно уже зрелый мужчина в очках и бородкой, которому на редкость не шло детсковатое «Алик».

– Алик дежурит, – продолжала плакать Татьяна Валерьевна.

Слезы были настоящие, хотя Татьяна Валерьевна, в прошлом актриса, умела искусно вызывать и поддельные, но Олечка уже приноровилась их различать.

За это Татьяна Валерьевна любила её и восхищалась ею ещё больше.

С тех пор как они познакомились на одном капустнике, Оля часто бывало у неё в гостях. В доме Татьяны Валерьевны всегда было много творческих людей. Примечательным контральто обладал и Алик, но пел он редко и только когда выпьет, а пил он тоже редко. Актером был и покойный муж Татьяны Валерьевны. Несколько лет играл в ТЮЗе и внук Валик. Но, конечно, в семье не без урода и, конечно, уродом была невестка.

– Бедный Алик, бедный Алик, – театрально хваталась за голову по поводу и без Татьяна Валерьевна, даже при Валике. – Сломала мальчику жизнь.

Алик не спорил. Спорить с Татьяной Валерьевной дело вообще неблагодарное в первую очередь потому, что (в этом никто не сомневался) она любила сына, с детства надежно опутав его паутиной заботы.

Как прочна эта сеть, Оленька уже успела ощутить на себе. Татьяна Валерьевна пристрастно расспрашивала Оленьку о всех её воздыхателях и каждому выносила вердикт «не достоин». Тех, кого любила Татьяна Валерьевна, был недостоин никто.

Алик уже полгода жил с мамой. Вернее, так: то с женой и сыном, то с мамой, но чаще с мамой. Татьяну Валерьевну он даже называл не мама. Ласковей – мамусик. И, конечно, если бы не дежурство в Новогоднюю ночь, одна она бы Новый год не встречала. Но Алик – медбрат в отделении реанимации, а жизнь незнакомых людей все-таки не менее важна, чем настроение мамусика в праздничную ночь.

– В первый раз буду встречать Новый год одна…

Оле было искренне жаль Татьяну Валерьевну, но как пожилая женщина не убеждала, что родители вдвоем и единое целое, и значит, Олечка нужна им не так, как ей, она твердо сказала, что останется дома.

– В конце-концов, новогодняя ночь такая же, как и все остальные в году, – уже мягче сказала Оленька. – Я вообще этих отмечаний не понимаю. Выпьем по бокалу шампанского и спать.

Чтобы развеселить Татьяну Валерьевну Оля добавила, что бессонные ночи вообще плохо сказываются на коже, а красоту надо беречь. С этим бывшая актриса согласилась, хотя актрис бывших не бывает. А то, что уже не играет в театре ролей ни главных, ни даже второстепенных, так вся жизнь – театр. И никогда не знаешь, каким будет следующий акт…

Не предполагала и Оля, что через пару часов будет отчаянно спорить с мамой.

Ссора началась, как это чаще всего и бывает, из-за ерунды.

Оля примеряла перед зеркалом новое платье. Маме оно не понравилось.

«Что это за платье? Сразу видно, шила его не Лана. Платье должно подчёркивать фигуру, а не портить её».

Платье, действительно шила не Лана, давняя знакомая Олечки, и сидело платье неважно. Это было и обидно. И ткань, и цвет, глубокий, темно-синий, оттенявший глаза, заслуживали лучшего.

«Лана ушла в секту», – напомнила Оля маме.

– А жаль. Я хотела сшить у неё зелёное.  Так, как Лана, больше никто не сошьет.

– А мне нравится! – лгала из вредности Оля. – Ты просто не понимаешь в моде!

– Нравится так нравится. Дома всё равно, в чём встречать, – стояла на своем и мама.

Но встречать Новый год дома Оле уже не хотелось.

– Поеду туда, где понравится и моё платье, и я сама…

Оля набрала номер такси.

Ещё через десять минут она уже ехала к Татьяне Валерьевне.

– Еду к вам, – позвонила сразу, как села в машину.

– Правда? – снова чуть не расплакалась Татьяна Валерьевна, на этот раз уже от радости.

2.

– Снегурочка! – умильно сложила ладони перед грудью Татьяна Валерьевна, открыв дверь.

На кухне было подозрительно тихо: ничего не шипело и не скворчало.

– Думаю, зачем готовить, если все равно одна встречать буду… – вздохнула Татьяна Валерьевна и умильно обласкала гостью взглядом, проворчала, молодо поблескивая глазами из-под густой каштановой чёлки. – Сними колпачок, жарко в квартире…

Совет был вполне резонен, и Оля положила Снегурочкин атрибут на трюмо в коридоре.

– Только вот студня наделала, – вернулась к кулинарной теме хозяйка. – Ты студень любишь?

– Я все люблю…

– Тогда давай, переноси все это на стол