Так или иначе, но она была права. Уже через полчаса я неумело жонглировал тремя мячами. Через сорок минут меня нашёл какой-то малыш и застенчиво поделился мелкой монеткой. Марина наверняка записала мой первый заработок в свои личные достижения — такой бурной радости я ещё не видел. Потом она куда-то унеслась; а через час пришёл Аксель, голый по пояс, в смешных синих штанах-алладинах и ярко-красных сапогах с острыми носами, и отобрал мячи, сказав, что на сегодня хватит, иначе руки убью надолго.

— Пора начинать представление, — прибавил он с улыбкой. — Готов спорить, ничего подобного тебе ещё не доводилось видеть. И будь поблизости, нам понадобятся все руки.

Перед трактиром под ярким старинным фонарём уже собралось довольно много зевак, они, затаив дыхание, смотрели на Джагита, который держал в руках огненный шар. Мелких и крупных летучих насекомых относило назад волнами жара, длинные одежды и тюрбан заклинателя змей казались кроваво-красными, в глазах плясали сатанинские огоньки. Я не видел, были ли на его руках какие-то перчатки, но искренне на это надеялся.

В следующее мгновение зазвенели струны, слились в диком необузданном ритме. Джагит подбросил огненный клубок, закрутил его на цепочке, окружив себя огненными колёсами. Глаза успевали заметить, как ошмётками летят с цепочки хлопья огня, как блестит на лице заклинателя змей (теперь не только змей, но, пожалуй, и огня!) пот.

Я завертел головой в поисках источника музыки и увидел на стуле рядом с фонтаном Костю. Полуакустическая гитара в его руках яростно сверкала струнами, извивалась, словно живое существо, помахивала хвостом, непомерно длинным, лежащим у ног музыканта. Я заметил рядом усилитель — неуклюжий чёрный и очень тяжёлый на вид короб с динамиком на одной из граней.

— Фэлефт! — Позади меня Анна торопливо крепила к пальцам левой руки цепочку, кончающуюся маленьким клубком серого цвета. На землю капал, оставляя тёмные пятна, керосин. С правой руки уже свисал такой же шар; при каждом движении он бил девушку по ноге.

— Чифкни сфичкой.

Говорить ей мешал зажатый в зубах коробок спичек.

— Быфтрее!

Она развела в стороны руки. Я торопливо забрал у неё спички, поджёг сначала один шар, потом второй. Они занялись мгновенно, похожие на два маленьких солнца.

— Я пошла. Пожелай мне удачи!

Она выпорхнула на середину импровизированной сцены, закружилась с огненными клубками в головокружительном танце. Закрученные в тугую косу волосы, сами по себе похожие на язык огня, хлестали её по лопаткам. Откуда-то с другой стороны выскочила Марина, растрёпанная и похожая на чёртика, закрутила над головой своё огненное колесо, такое яркое, что уличный фонарь стыдливо притушил свой белый механический свет.

Анна метнула в меня ослепительную улыбку, и я улыбнулся в ответ. Чертёнок-Мара заливалась смехом, плавя руками воздух и превращая в пепел любопытных ночных мотыльков. Джагит отрастил себе из огненных цепочек крылья. Посетители заведения пана Жерновича, кажется, прекратили даже дышать, наблюдая за волшебным зрелищем во все глаза.

Клубки огня, шипящие и плюющиеся искрами на последнем издыхании, залили водой, и я с удивлением обнаружил себя со шляпой Акселя в руках, быстро тяжелеющей от звонкой монеты и скомканных бумажек. Потом в толпе зрителей мы вместе с Мариной, затаив дыхание, наблюдали, как Капитан под аккомпанемент Костиной гитары и Аниной флейты с высоты «тигриной» тумбы показывал волшебные фокусы с исчезновением предметов, с превращением кошки Луны в разнообразные вещи. Потом колода карт у него разлетелась стайкой зелёных попугайчиков. Под конец он заставил исчезнуть меня, после чего я оказался за дальним столиком в компании стакана с имбирной содовой, жирного куска рульки, Мышика под столом и пана Жерновича, который, хихикая, рассказывал о своём знакомстве с бродячими артистами.

Если бы не болело после бессонного тряского утра в автобусе тело и если бы не щекотал ноздри горячий, взбудораженный людскими эмоциями воздух, я бы окончательно уверился, что сплю.

Мой рассеянный, блуждающий взгляд нашёл странный силуэт за спиной пана Жерновича, силуэт, который просто не вписывался в рамки здравого смысла. Толпящиеся зрители и тент с рекламой пива «Ломза» заслоняли его от света, но я разглядел увенчанную разлапистыми рогами вытянутую голову. Пан Жернович бубнил мне в ухо.

— И вот тогда пан Аксель сказал мне: «Хочешь, я познакомлю тебя со своей труппой? У нас там все сумасшедшие». Можешь себе представить, приятель? Я думал, что встретил самого безумного человека в мире, а он уверяет, что в двух повозках и «Фольксвагене» по стране колесит целая уйма сумасшедших! И я говорю: «Давай поспорим, что по сумасбродности тебя им всё равно не обставить!» В общем, я всё-таки выиграл. Какая бы ни была дурная на голову ваша команда, Аксель превосходит вас всех на три головы!

Рогатая голова качнулась, из липкой тени выдвинулось неуклюжее тело на длинных костлявых ногах с выпирающими коленными чашечками. Две крупные мухи кружились вокруг, садились и ползали по покрытой колючей шерстью груди. От существа веяло чем-то древним и первобытным, совершенно не вяжущимся с городом, сдобренным выхлопными газами и рекламой на зелёном тенте, поэтому, когда оно повернуло голову и посмотрело на меня, я со страху едва не полез под стол к Мышику.

Существо двинулось вперёд, распихивая стоящих впереди зрителей, и вышло в круг света.

Пан Жернович обратил румяное лицо к сцене.

— О, панове приготовили для нас сегодня что-то новенькое.

Лось покачивался на тонких задних ногах, неуклюже взмахивая передними, а к нему подходили с двух сторон: рысь в линялой пятнистой шкуре с торчащей клоками во все стороны шерстью и волк с раззявленной пастью. Как я ни вглядывался, так и не смог угадать, кто и чью маску примерил. Последним из фургона торжественно спустился индейский вождь.

В пьесе, быть может, и был какой-то сюжет, но он сигаретным дымом проплыл мимо меня. Я смотрел, как волк метёт из стороны в сторону хвостом и тянется из пасти ниточка слюны, как стучат лосиные копытца и колышется на рогах мох с застрявшими в нём иголками. Слышал древнюю речь из уст индейского вождя, слышал, как отвечают ему на том же старинном языке звери. Ощущал кожей, как сигаретный дым превращается в липкий туман раннего утра, когда Волк, Лось, Рысь и Человек решили встретиться и вести беседу за чашечкой еловой росы. Дома придвинулись, обступили меня, разевая провалы оконных проёмов. Свет фонаря стал жёлтым предрассветным румянцем, а среди каменной кладки мостовой, под лапами и копытами зверей и босыми человеческими ногами образовалась местами ещё зелёная, местами уже пожухлая осенняя трава.

Зрителей больше не было. Вместо них между мной и сценой — нет, уже поляной, — качались в такт порывам ветра коренастые сосны и клёны, лишь очертаниями напоминающие человеческие фигуры.

Я посмотрел на свои ноги и с каким-то отстранённым интересом увидел, что сам пустил корни. Пан Жернович стал похож на огромный валун, в складках которого гнездились выводки грибов.