– Ну да, – кивнула соседка. –Вылетел во двор, словно за ним волки гонятся. Лицо бледное, волосырастрепанные, брюки все перемазанные. Бежит мимо нас и бормочет: «Господи, нехотел, не хотел». Мы еще с Анной Михайловной гадали, о чем он толковал.

Да, имея такого свидетеля, трудно уверять, чтоне заезжал домой. Я пошла искать Анну Михайловну. Судя по всему, старушкасмотрела какой-то сериал, потому что из глубины квартиры раздалось громовое:«Педро, любимый!»

– Откуда я вас знаю, – пробормоталабабулька, впуская меня в коридор, – из поликлиники, да?

– Я бывшая жена Максима Полянского,Дарья.

– Дашенька, – возрадоваласьсоседка, – хорошо, детка, что с ним развелась. Видишь, как оказалось.Вроде нормальный был, а Никочку застрелил. Хотя она сама, прости господи,хороша! А уж одевалась! Порой казалось, что юбку забыла натянуть. Один раз попростоте душевной и говорю: «Вероника, миленькая, в одной кофточке идешь иколготках». А она зыркнула глазищами да как рявкнет: «Платья теперь такие носят,а тебе, дуре старой, на кладбище пора, нечего за всеми подглядывать». Вот такаяактриса. Правда, хорошенькая, как картинка. Жаль только, волосы красивыеотрезала. Полна голова белокурых кудрей была, а превратилась в рыжегообщипанного воробья. Нет, не понимаю я современную моду.

Анна Михайловна тоже не сообщила ничегоинтересного. Макса видела, разговаривала с ним, а потом наблюдала за поспешнымотъездом джипа.

Даже одной свидетельницы хватит, чтобы утопитьбеднягу Максима, а тут целых две, да такие бойкие, уверенные!

Я поднялась на третий этаж. Нина Андреевнавыглядела совсем плохо, а в холодильнике лежали совершенно нетронутые продукты.

– Ну нельзя же голодать! –возмутилась я. – Хоть йогурт съешьте.

– Не могу, кусок в горло не идет, –заплакала свекровь. Я поглядела на вконец измученную старуху. Несладко ей,наверное, одной в квартире, да и страшно.

– Ладно, собирайтесь, поедем ко мне жить.

– Ой не надо, деточка, – испугаласьсвекровь, – у тебя там в двух комнатах все и так друг у друга на головахсидят.

Не слушая ее причитаний, я пошла в спальню кбывшему мужу. Надо собрать вещи для тюрьмы. Как там советовали женщины:тренировочный костюм, майки, шорты, носки. Все желательно черного цвета, ещеполотенце, тапочки. Вот уж никогда бы не пришло в голову послать в Бутыркудомашние тапки.

Я раскрыла огромный трехстворчатый шкаф. Да,Максим явно себе ни в чем не отказывал. Штук двадцать великолепных костюмов,невероятное количество рубашек и пуловеров, масса галстуков, ремней, подтяжек,носков… И все отменного качества.

Я запихнула необходимые вещи в сумку. Ах да,еще часы!

Максим просил, чтобы Аркадий, когда придет,принес часы, маникюрные ножницы и игрушку «Тэтрис».

Я принялась искать, но часы не попадались наглаза. Пришлось позвать Нину Андреевну.

– Да здесь они, – сказаластаруха, – когда арестовывали, велели дома оставить. У него ведь страшнодорогая штука на запястье болталась – «Лонжин», браслет платиновый, поциферблату бриллианты.

Невероятно дорогая вещичка. Такая в тюрьме ник чему, лучше куплю простенькие, дешевые – «Полет».

Нина Андреевна продолжала рыться в письменномстоле:

– Вот гляди, и перстень тут в коробочке.

– Что за перстень?

– Максим сам себе подарок сделал на40-летие, купил в Париже у «Картье» такое огромное кольцо с изумрудом. На мойвзгляд, жуткая безвкусица.

Я тихонько присвистнула. Знаю, сколько стоят у«Картье» украшения для мужчин, скорее всего Макс отдал за игрушку целоесостояние. Да и «Лонжин» – недешевое удовольствие.

Взяв на всякий случай записную книжкуэкс-супруга, я подхватила две неподъемные сумки и стала подталкивать НинуАндреевну к выходу. По дороге задела в холле вешалку, и с нее дождем посыпалисьшляпы. Я отнеслась к их падению с полным безразличием – упали, и черт с ними,поднимем в другой раз.

Всю дорогу до дома Нина Андреевна молчала.Ойкнула она только, когда Снап и Банди всунули морды в салон «Вольво».

– Они не кусаются, – сообщилая, – впрочем, остальные животные – тоже.

– Очень милые собачки, – отозваласьстаруха и мужественно погладила Банди по блестящему носу. Тут раздалсяотчаянный треск. На полной скорости во двор влетела на мотоцикле Маня. Длинныебелокурые волосы выбивались из-под ярко-красного шлема. Круглая, толстенькаяпопка вбита в тесные черные джинсы. Не сумев остановиться, дочь влетела прямо вбагажник Аркашкиного «Мерседеса».

– Вот блин, – заорала, пообыкновению, Манюня, – теперь Кешка из меня фарш сделает!

– Это моя младшая дочь Маша, –решила я внести ясность в ситуацию.

– Очень милая девочка, – испуганнопроговорила Нина Андреевна.

Путаясь в собаках и кошках, мы двинулись вхолл. У входной двери громоздились два огромных чемодана, перетянутых ремнями.Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. Из гостиной вышли несколько человек.

– Узнаете Кешу? – спросила я,указывая на сына.

– Конечно, нет, – удивилась НинаАндреевна.

– Мулечка, – завопила Манюня, –Мулечка, приехала Римма Борисовна и привезла Геру.

Но я сама уже видела спешивших сраспростертыми объятиями гостей. Вытерпев родственные поцелуи, решила соблюстиприличия и, подведя к приехавшим Нину Андреевну, сказала:

– Знакомьтесь.

– Очень приятно, – произнеслиженщины одновременно, потом в унисон добавили: – Я – Дашина свекровь.

После такого заявления они оторопелоуставились друг на друга.

Аркашка и Маруся захихикали. Ну почему у менявсегда все получается не как у людей?