И, наконец, решился, словно после жаркой бани всем своимупитанным телом ухнул в ледяную прорубь.

– О`кей, – махнул он Хлебникову, бодро проходя в кабинет. –Звони в Душанбе, пусть Бако готовит поставку. Заключай контракт пожестче идавай тоже туда, проследишь за отгрузкой.

Хлебников, который изначально шел к шефу с каким-тодокументом на подпись, по инерции протянул Артуру красную папку с бумагами. Носделал он это зря. Артур словно взбесился – от раздражения, радости инетерпения в одном флаконе. И этот флакон взорвался:

– Что ты стоишь?!! – завизжал Артур. – Бегом, бегом, бегом!– И Артур, неожиданно бодро для своей комплекции изобразил резвый ицеленаправленный бег на месте.

Спровадив таким экзотическим образом бестолкового зама,Артур плюхнулся в кресло и, как это обычно делают крутые парни в американскихфильмах, закинул ноги на стол. Душа его пела. Вместе с ним и весьма фальшиво:

– А в Таджикии родимой распускаются каштаны!..

В кабинете было душно. Воздух переполняли запахи хорошегоодеколона, дорогого коньяка и пота. Артур всегда потел в сложных ситуациях,будь то большое горе, сильная радость или крупная сделка. Сейчас к этомусложносоставному запаху прибавился еще один – запах денег. Причем нефигурально, а буквально.

Сотрудники фирмы вытряхивали на полированный стол пачкиденег из огромных резиновых мешков. За процессом наблюдали Артур и двоесолидных мужчин министерского вида. Один грузный и щекастый, второй поджарый, сседым ежиком. Это были покупатели, и алюминий нужен был им позарез.

По внешнему виду банковских упаковок можно было с легкостьюопределить, что банкноты, прежде чем попасть на этот стол, прошли через многиеруки. И пахли, точнее, пованивали, соответственно.

– Надо пересчитать, – деловито заявил Артур.

– Артур, – укоризненно покачал головой щекастый, – мы непервый день в бизнесе.

– Считайте, – не терпящим возражения тоном повторил Артур исам начал засучивать рукава. Вслед за ним и Хлебников стал покорно развязыватьгалстук, словно это могло поднять его работоспособность.

– Считайте. Здесь пятьдесят процентов, – жестяным голосомпроговорил щекастый. И, поднимаясь из кресла, добавил: – Ждем металл…

* * * * *

Спустя два часа деньги, наконец, были пересчитаны. Все былотип-топ. Можно было считать, что первый этап завершен: денежки, они вот уже,вот, у Артура в кулаке.

Он расхаживал по кабинету и возбужденно говорил в телефоннуютрубку:

– Бако! Бакошка, слышишь? Отправляйте срочно!.. Что значитмного? Такой контракт!.. Да… Да… Ну хорошо, хорошо, только не дольше. У меняочень жесткие сроки… Ну, я верю в тебя… Да… Привет Далеру. До звонка. –Дождавшись коротких гудков отбоя, Артур, паясничая, склонился к телефонномумикрофону и ласково, игриво проворковал туда: – Чурбанчик ты мой ненаглядный!!!

Чувства переполняли его, Артур готов был лопнуть. Лишняяэнергия требовала немедленной нейтрализации.

Неуклюже приплясывая, он все более входил в раж и водиночестве начал свой коронный номер, который позволял себе лишь в сильномподпитии, – как Кинг-Конг, он прыгал на полусогнутых ногах, бил себя кулачкамив грудь и подпевал, ритмично выпячивая массивный подбородок: «Куба далеко, Кубадалеко, Куба рядом! Это говорим мы!»

Секретарша с подносом зашла именно в тот момент, когда Артуротплясывал уже на рабочем столе.

Людочка мелко задрожала от смеха, изо всех сил стараясьсдержать себя. Но чайная ложечка предательски дребезжала на блюдце, а чай едване выплескивался из стакана.

Артур Вениаминович, увидев ее наконец, сделал строгое лицо:

– Люда! Сегодня из Нью-Йорка факс пришел.

Людочка, словно в замедленной съемке, сменила смеющуюсямаску на сугубо деловую. Все-таки она была профессионалом:..

Погода стояла прекрасная. Настоящая весенняя. Здесь, нажелезнодорожных путях «Москвы-Сортировочной», где пахло креозотом, дымком иугольной пылью, весна ощущалась еще острее. Утреннее солнце еще едва-едвапригревало, но уже было видно, что день будет прекрасным.

За Артуром и Хлебниковым, стремительно шагающими вдольдлинного состава, едва поспевали начальник станции, грузчики и сияющиесотрудники « Курс-Ин-Веста».

– Ну давай, докладывай, – приказал Артур Хлебникову.

– Значит, так, – деловито начал тот. – Докладные подписаны,с начальником все договорено. Ну, надо подмазать, сам понимаешь… Грузчики наместе.

Остановившись у головного вагона, Артур как дирижер взмахнулрукой:

– Ну, вскрывайте. Глянем на наш таджикский алюминий.Крылатый металл. Здорово поднимает!

Пока Хлебников с начальником станции обменивалисьнакладными, Артур продолжал дирижировать:

– Где шампанское?

– Все как положено, – успел подскочить с видом именинникаХлебников.

Под скрежет дверей вагона, вскрываемого работягами воранжевых жилетах, в голубое небо выстрелило шампанское. Шипучий пенныйнапиток, расплескивая на землю, разлили в пластмассовые стаканчики,расставленные рядком на поленнице шпал.

– Итак, уважаемые товарищи! – вовсю актерствовал Артур. –Перерезана алая лента, и первая партия таджикского алюминия хлынет на нашмосковский простор!

Публика зааплодировала.

И вот он, последний аккорд! Тяжелая дверь с жуткимметаллическим лязгом отъехала, наконец, в сторону. Солнечные лучи, пробившиесясквозь дощатые щели вагона, весело заиграли по его стенам.

На лицо Артура больно было смотреть. Стаканчик с шампанскимвыпал из его онемевшей руки. Рот открылся, как у выброшенной на берег рыбки.

Вагон был пуст. Девственно чист и пуст. Если, конечно, несчитать роскошной цветочной корзины, чьей-то заботливой рукой водруженной прямов дверном проеме.

– Так, я не понял. Не понял, – действительно ничего не понялАртур. – Что это за фигня?

Хлебников, не отвечая шефу и не веря собственным глазам,метнулся в вагон. Окончательно убедившись в его безоговорочной пустоте, онистошно заорал кому-то вдоль вагонов:

– Проверяй все вагоны!