Наконец заставляю себя отвести взгляд и иду в свою комнату, где в боевой стойке сурово поджав губы меня встречает старая Эни. Да, сегодня даже она только осуждающе молчит, не устраивая мне привычной выволочки. Няня помогает мне принять ванну и переодеться ко сну. И даже ужин приносит в комнату. Аппетита нет, но я заставляю себя все съесть, иначе она так и будет стоять над душой. Вежливо желаю Эни добрых снов и даже без споров читаю молитву Всеотцу. Старушка вздыхает и касается кончиками пальцев моего лба, проходит легкой лаской по моим распущенным и ещё влажным волосам и быстро уходит, чтобы я не видела, что и в ее глазах блестят слезы.

Да, нас в этом доме любят. Почти все.

Выжидаю, пока стихнут слегка шаркающие шаги няни. Подскакиваю, накидываю на плечи халат и беру в руки свечу.

Коридор встречает меня тишиной застывшего в тяжелом ожидании поместья. Такого живого прежде, а нынче, словно позабывшего само это понятие — радость. Без стука вхожу в комнату Лины, уверенная, что застану мать именно тут. И, конечно, я права. Красивая и стройная женщина лежала рядом с сестрой, нежно обнимая спящую. О, я знаю, что эту соню не разбудит даже горн святого Иониса-воителя, если она погрузилась в царство снов. Я остановилась напротив, встречаясь взглядом с женщиной, что меня родила.

— Прежде чем Вы, тана, наговорите мне гадостей, я скажу, то что вы должны сделать, если желаете и дальше обнимать вот также по вечерам свою дочь, — я говорила тихо, но видела что каждое слово попадало в цель. — Завтра утром, тана, вы подольете вашей любимой маковой настойки моему отцу в питье и также дадите это снадобье Лине. И умоляю, не ошибитесь с дозировкой! А когда прибудут жрецы, Вы тана приведете меня и будете рыдать, как настоящая мать, прощаясь с любимым ребенком! Вы меня понимаете? — я сжимала подсвечник до побелевших костяшек, но мой голос звучал холодно. Да и сама сейчас я себя чувствовала не четырнадцатилетней, а кем-то древним, как минимум, как старая Эни. Я ждала. Меня изучали, как будто видели впервые.

— Да, — короткий ответ. Понимаю…Вряд ли вам, блистательная тана есть что сказать. Что ж, ещё одно.

— Вы поклянетесь, что никогда и не при каких обстоятельствах никому не скажите кто я и чья кровь течет во мне. Ведь вы получите, то чего так жаждали.

Мне даже не надо было слышать ответ, я знала, что тана Шеана, графиня Галлийская с радостью согласится на столь щедрое предложение.

Великий Отец ей судья. Не знаю и знать не хочу, как и что она будет говорить отцу и сестре. Меня это больше не касается.

Потому-что завтра имя Октарии Галлийской уже будет носить другая девочка, а что случится с сестрой Каталиной, известно лишь Всеотцу и той, о ком его служители запретили даже думать — Древнейшей.

Градария

Витар Иссольский

— Кажется, ты хотел узнать правду? И как? Неожиданно, не находишь? — Пробормотал я сам себе, пришпоривая коня.

То, что моя спасительница полна сюрпризов было понятно сразу, но чтобы это… Да и собственно, загадок не убавилось! Скорее их стало даже больше. Ну, для начала, как в принципе Дочь Солнца могла улизнуть от сотни нянек и охранников, которыми она была окружена? Само появление среди адепток этих редких птиц до последнего всегда хранят в тайне. Главный Храм — это крепость, которую даже я бы со всей армией вардов замучился бы брать. Да и то, что лично мне было известно об этих самых дорогих из существующих на двух континентах приобретениях, да и просто о тех милых традициях, что практиковали Храмовники, вызывало ощущения странной нестыковки… Илия не производила впечатления особо набожной, да и сам факт побега говорил о свободной воле. Дочери Солнца, кроме великого Дара, всегда были хорошо образованными, идеально воспитанными красавицами, умеющими постоять за себя — ведь сокровище надо сохранить для хозяина — только до тошноты преданными своему предназначению и Великому Отцу. Однажды, когда я был в Филее на Верейском материке, видел там на базарной площади мага-кукольника. В Филейском каганате магия не контролируется, как здесь, где Храм давно наложил руки на любое проявление Дара. Так вот, у старого бородатого дядьки были дивные игрушки. Каждая из которых, представляла из себя этакое механическое чудо, что при помощи Дара умело говорить. Солдат и принцесса, злодей и король — они были так тщательно сделаны рукой мастера и складно произносили слова, почти как люди. Но, живыми не были, просто выполняли приказы и четко играли, хоть интересную, но просто кем-то придуманную роль. Вот и прекрасные Дочери Солнца были чем-то похожи на этих кукол. Нет, история знала случаи, когда этих девиц банально крали у незадачливого избранного, но чтобы сбежала сама — небывальщина! Ей бы просто такое и в голову не пришло!

Но, храни Праматерь мое сердце и другие причиндалы, как же она хороша! Даже дорога, со всеми ее тяготами не смогла скрыть ни шелка пусть и спутанных, но густых и длинных волос темно-коричневого цвета с теплыми нотками, как у коры остролистных тальзий, что растут на южных склонах гор. Ни сияющей кожи, молочной белизны, до которой так и захотелось дотронуться, чтобы проверить, такая ли она бархатная на ощупь, как кажется.

А эти полные губы? Грех возведенный в высшую степень! Про глаза и говорить нечего. Девчонка и без проклятой татуировки прекрасна. Настолько, что я не знаю, кому из злых духов гор она продала душу, что сумела добраться хотя бы досюда! Одна!

И вот все это проблемное, притягательное и довольно острое на язык счастье, мне предстоит доставить в забытое всеми захолустное Лемерье. И остаться живым. Пожалуй с последним пунктом могут возникнуть накладки. Итак в последнее время слишком много желающих очистить этот свет от Иссольских развелось, а тут еще и вся агентура Храмовников явно будет счастлива присоединиться к этим самым пока безымянным, но активным недругам.

И главное, именно сейчас я нутром чувствую, что не успеваю и скорее всего просто влечу в очередную ловушку.

Как же мне все это не нравится! А чувство половинчатости и осознание собственной ущербности не прибавляет уверенности в том, что удастся справиться. Если кто-то спланировал именно убрать меня и Ренара, то моё появление вряд ли изменит расклад сил. Другое дело, что не попытаться я просто не могу. Если бы только мой Зверь был со мной…Сейчас бы моя кровь уже взывала к брату и проблем с тем, чтобы предупредить об опасности не возникло. Авил вот тоже не смог. Его убили во сне, расслабленного и не ждущего подвоха от той, что клялась, что любит.

Моя природа, конечно, делает меня сильнее и зрение, а также нюх значительно лучше, чем у людей. Но, по меркам сородичей, сейчас я слеп и глух, как новорожденный котенок.

— Здравствуй, котенок! Ты все же пришел ко мне…

Пустыня, кругом на сотни лье песок и иссушающий ветер. Холодные, до боли в суставах, ночи и адское солнце днем. Зной, что плавит мозг и жажда, которую не утоляет мерзкая застоялая вода, что мы везем в бурдюках. Мои люди истощены, блуждать среди барханов сопровождая третьего наследника, не синекура… Нет, я не могу губить членов своей стаи, лишь потому, что меня гонит вперед слабая искра надежды, отравляя все чувства ядом. Ведь отчаявшийся готов на всё, лишь поманите, пусть даже вот такими размытыми фантомами, которые порой висят у горизонта в плотном жарком мареве, обманывая путника обещанием влаги и близкой тени. Миражи лгут, как и мои чаяния безумца.