наглости у тебя жить, занимать на сигареты и таскаться к другой. Да и кто на него позарится?

– Он симпатичный. Без денег, но смазливый гад.

– Может быть, – светлая блондинка повернулась в сторону Саши. – И секс-гигант… как ты рассказывала. Но на одном этом далеко не уедешь.

Темная блондинка подозрительно вскинула голову, ее подруга быстро продолжила:

– А ты ее-то не разглядела? Ну, девку эту?

– Не-а.

– Ну вот, не бери в голову, заняться, что ли, нечем, – с облегчением, как показалось Саше, выдохнула светлая блондинка. Темная неопределенно качнула головой и машинально поднесла пустую чашку ко рту. Она уставилась в сторону детской площадки, мельком поглядывая, на месте ли ребенок.

Саша хотела остаться еще, но набухающая молоком грудь велела как можно быстрее возвращаться домой. Не время было задавать вопрос и отвечать на него перед собой и обществом: «Тварь я дрожащая или право имею кормить грудью в общественном месте?» Не время для экспериментов, бунта или риска, который мог обернуться комками в груди.

Она подчинилась. Забрала цепочку и, пока быстро катила коляску к дому, размышляла о мамах в торговом центре.

Как слеп человек, когда дело касается любимых. Так слеп, что можно пропустить страшное: что ты для мужчины временный удобный вариант; что он живет с тобой и твоим ребенком лишь потому, что ты даешь деньги на пиво и сигареты. Или то, что с любимым спит твоя же подруга.

Как знакомо.

Как обыденно.

как же хочется вина

* * *

Когда-то же надо было решиться. Почему не сегодня?

Четыре дня подряд по пути в парк Саша покупала выпечку и проходила мимо полок с алкоголем. На первый день немного притормозила коляску, на второй – мельком взглянула на полки, на третий – остановилась в винном отделе на несколько минут, на четвертый – взяла в руки, а потом сразу поставила назад бутылку итальянского санджовезе.

Если уж покупать что-то, то не в месте, куда она потом еще захочет зайти.

Ближайшие к дому магазины не подходили, даже соседние кварталы казались опасной зоной. Она нацелилась на огромный супермаркет в сорока минутах ходьбы.

Разум не отпускал: зачем тратить деньги, которые, кстати, и так скоро закончатся и больше никакого кофе и еды на эту бордовую, пахнущую спиртом и скисшим виноградом жидкость. Зачем, спрашивается, обрекать себя на двухдневное сцеживание в раковину – ручное, потому что автомат был совсем небюджетной покупкой, – и кормление смесью.

А затем, что хотелось вкусить, ощутить, растереть на языке вкус свободы. Выдавить из груди грузное нечто. Пусть и на вечер, на ночь, на какие-то пять часов перед сном. Приправить это удовольствие легким дурманом наутро.

всего-то

Всего пару бокалов. Неслезливый, неромантичный, недушевный, а до одури тупой и смешной – фильм. Что в этом плохого? Ну может же человек – даже кормящая женщина – хотеть выпить вина?

разве нет?

Она купила недорогое мерло. А к нему спагетти, фарш, лук и морковку, большую пачку печенья, сливочное масло, кефир. Не к вину, а замаскировать необходимость «только вина». Все, чтобы было не стыдно, чтобы не было страшно внезапно обнаружить на кассе осуждающие взгляды – «мамаше днем уже алкоголь нужен» – покупателей.

Никто на нее даже не посмотрел.

Недалеко от дома к продуктовому набору она добавила магазинные, готовые роллы. Давно хотела. Только бы дотерпеть до вечера. Сначала – нудные обязательные дела: покормить и подмыть ребенка, сделать легкую зарядку, которой обучили в больнице, дать лекарства – сначала совершенно бесполезно упрашивать, убаюкивать, потом пытаться открыть его рот и просунуть лекарство, молясь, что он проглотит, а если нет, то вытирать подбородок и идти разводить новую порцию.

ну давай же, давай

Когда ребенок уснул, Саша аккуратно переложила восемь кусочков ролла с лососем в самую красивую тарелку, дополнила композицию палочками и васаби; дрожащими руками открыла вино и налила первую порцию на донышко – так делали в дорогих ресторанах, она знала – бокала. Включила не фильм, а сериал про проблемы богатых подростков – естественно, ерундовые и надуманные, но в этом и смысл.

Да. Было хорошо.

* * *

Эта бутылка растянулась на два дня. Саша выдержала неделю и купила еще, но уже терпкого, пряного – теплого темпранильо. Еще через несколько дней – в пятницу – простое надежное каберне. Она смотрела сериал и одновременно листала старые фотографии.

Вспоминала, что радовало раньше: запах нового постельного белья, кофейня по пути на работу, любимая пудра, планы на выходные с друзьями, легкая походка, горящие путевки и мечты…

Что радует сейчас: кофе по акции, четырех-шестичасовой сон без пробуждений, солнечная не дождливая погода без ветра, спокойно погулять/почитать/побыть в тишине целый час, пока спит ребенок.

Вот это скука!

сука-скука

Она сделала еще несколько глотков. Резко нажала Enter и остановила фильм. На некоторое время замерла, уставившись в одну точку.

Вино и похождения красивых людей возбудили ее. Поселили глубоко в душе зуд, жажду опробовать что-то новое, вылезти из скучного «я» и обрести, слепить новое, искрящееся эмоциями существо. Как тогда, до Марка, беременности и родов. И нет нет-нет-нет неправильно она думала раньше. Сейчас больше радует возможность забыться. Убежать.

А что, если…

нет

Ребенок спит и еще часа три или четыре, скорее всего, даже не шелохнется.

Как она вообще может так думать?!

Но ведь ничего страшного не случится. Она просто посмотрит на танцующих людей, выпьет самый дешевый коктейль. Или колу. Всего один бокал!

о-о-о нет

Саша расчесала волосы, достала, убрала, потом снова достала косметичку. Разозлилась на свою беспомощность, нерешительность. Включила музыку в наушниках. Налила третий бокал и посмотрела, что в бутылке осталось еще немного. Когда она закончила с макияжем, то допила последние капли. И уже немного пританцовывала, двигая бедрами.

о-о-о да

Решимости сильно прибавилось. Дело пошло быстрее. Она и не заметила, как заказала такси, как в него села и вышла у ближайшего знакомого бара. Проскочила внутрь. Возле гардероба, небрежно закидывая сумочку на плечо, взглянула на себя в зеркало и хмыкнула – с распущенными волосами, стрелками и в коротком необтягивающем платье ни у кого не хватит наглости назвать ее мамашей.

Села у стойки в углу и сделала заказ добродушному, бритому наголо парню. Бармен, ободряюще улыбнувшись, поставил перед ней виски-колу. И Саша, подгоняемая алкоголем, быть может, адреналином, забытым, где-то там, в параллельной жизни, спящим ребенком, осмелела.

Расслабила тело. Закинула ногу на ногу. Слушала музыку и не ту мрачную утреннюю молитву, приросшую к ее душе Ей улыбались, она улыбалась в ответ. Поймала долгий взгляд симпатичного парня, и от этого бросило в жар. А может, разогрела энергия людей вокруг.

Она заказала второй коктейль. Парень еще поулыбался и пропал. А Саша не удержалась и потанцевала в толпе, с каждой секундой распаляясь все сильнее. Как бы было прекрасно к кому-то прижаться, ощутить рядом совершенно реальное, физическое тело, с которым можно что-то сделать. Но молодые люди вокруг увивались за другими девушками, может, пришли с ними или просто познакомились раньше.

А она не могла дольше ждать. Скорее домой – молоко невыносимо хотелось сцедить.

И через сорок минут Сашу не оставляла пьянящая ночная атмосфера. Она избавлялась от излишков молока, смывала косметику, отматывала кусочек туалетной бумаги, укладывалась в кровать, с блаженством вытягивая руки и ноги, а перед глазами стояли яркие огни, вспышки цветомузыки, бодрые веселые люди.

Она знала, что пойдет туда снова.

Убежит.

Она повторила ночную вылазку в следующую субботу. На этот раз удалось познакомиться с очаровательным, но скромным юристом, проболтать с ним два часа, страстно-близко потанцевать и расстаться, оставив чужой номер телефона.

Искры не случилось. Он купил ей не меньше четырех коктейлей, поэтому утром в воскресенье Саша от недосыпа и плохо смытого макияжа была похожа на гулящую кошку.

Не лучший момент, чтобы принимать гостей. И именно сейчас, естественно, эти самые непрошеные гости решили заявиться без приглашения. Эти ее родственники, как у всех – шумные, крикливые, лучше всех все понимающие, свое мнение всем навязывающие. У кого-то бабушки, дедушки, тети или дяди, тещи и тести, свекры и свекрови. А у нее оставались лишь папа и его родственники, но они были далеко, и старшая мамина сестра, с дочерью и внуками. И вот