Поначалу Альберт хотел отмахнуться, сказать, что устал на работе, или выдумать что-то ещё, но едва только он посмотрел на жену, то на глаза его сразу навернулись слёзы.

– Лин, я… – он кинулся к ней не разувшись, сбросив пальто на пол. – Лин, я облажался! Как же я облажался! – обняв жену, Альберт ткнулся ей в шею.

– Тихо… тихо… Погоди, дай плиту отключу. Да отпусти ты, чтоб тебя!

В Альберте вспыхнула обида, но только на мгновение. Лин ушла на кухню и вернулась почти тут же, держа в одной руке пачку сигарет, а в другой зажигалку.

– Думаю, окно можно не открывать. Давай, рассказывай.

Он долго не мог понять, с чего ему начать, и даже крепкий табак любимых сигарет Лин не особо помогал – только в голове зашумело и кончики пальцев закололо, будто иголочками. Каждый раз, открыв рот, Альберт тут же говорил что-то не то и замолкал.

Лин терпеливо ждала.

Это и помогло Альберту. В конце концов он ухватил мысль за хвост, понял, успокоился.

– В общем, я провёл сеанс.

Он рассказывал так подробно, как только мог. Если бы повод был сколь угодно другим, менее серьёзным, Лин бы уже недовольно сморщила нос и отщёлкнула в него докуренную сигарету, добавив к этому что-то типа: «Очень мне интересна эта чушь, держи в курсе!».

Сейчас же она просто слушала его, время от времени прикладываясь к сигарете, зажигая её снова, если затухла, ведь хороший табак не портят пропиткой.

А Альберт всё говорил и говорил о том, что Пилипчик требует сдаться, не пытаться поставить окончательный диагноз, о том, что говорил ему Зильберман, о том, что сеанс с Адкинсом вышел не таким, как он, Альберт, хотел. Более коротким, более спутанным.

– Ну? – наконец сказала Лин, когда, перед самым главным, Альберт замолчал. – Чего дальше? Вижу, что это ещё не всё.

– А… – Альберт открыл рот и поперхнулся. – Воды, пожалуйста. Можно?

Недовольно вздохнув, Лин поднялась и вышла в кухню. Альберт же думал, соврать, или просто умолчать, а может…

– Держи, – Лин ткнула ему в руки стакан воды со льдом. – Я туда плюнула, если что.

– Ха, – Альберт неискренне усмехнулся и выпил воду одним глотком. – Спасибо.

– Так что там у тебя дальше? Ну?

– Он…

Альберт ещё немного помялся, но, конечно, скрывать было невозможно.

Да он и не хотел.

– Он прочувствовал меня больше, чем я его, Лин.

Зная, что Лин будет смеяться над его техникой визуализации, он рассказал про прощупывание Адкинса, про свои мысли-щупальца с клювами кальмаров, которые оказались бессильны перед могучим хтоническим нечто чего-то, что хлынуло на него от Аурея.

– Вот, – только после этого Альберт смог замолчать, хотя, тут же, добавил ещё кое-что. – Он назвал это «беспомощностью». Он знал, что я ощутил это в его чувствах. И знал, что нечто подобное я ощущал сам.

Альберт ожидал от жены чего угодно, но только не ленивого щелчка зажигалкой, чтобы закурить ещё одну сигарету, и спокойного:

– Ага, понятно. Ну ты меня и напугал, придурок. Я уж думала, что у тебя что-то действительно серьёзное.

– Что?! – кровь хлынула Альберту в лицо, он дёрнулся. – Да я же… я же… – он никак не мог найти слов.

– Что «я же»? Всего через сутки после фанейротима решил провести сеанс, ну, вот и получай. Простая обратная эмпатология.

– Но раньше такого никогда не было!

– Первый раз в жизни наш золотой мальчик, лучший эмпатолог выпуска, навалил себе в штаны, – пожала плечами Лин и с лёгкой усмешкой выдохнула табачный дым. – Ну, как ощущения?

– Ты… ты не понимаешь! – Альберт еле удержался от желания бросить пустой стакан в пол.

– Полностью – конечно не понимаю, – покладисто согласилась Лин. – А в остальном понимаю. Слушай сюда, придурок, – она быстро приблизила своё лицо к лицу мужа и легко чмокнула его в губы. – У тебя ни разу не было таких пациентов. Ни разу в жизни ты не проводил эмпатологию убийцы, да ещё и верующего. Я уверена, его мозги – это что-то с чем-то. Неудивительно, что тебя накрыло.

Альберт молчал.

– Тем более, – увесисто подытожила свою речь Лин. – Всего через сутки после фанейротима.

– Но… Я… – Альберт почувствовал, что ему стало немного легче, и уже даже не спорил.

– Обосрался! – Лин вскочила с дивана и, приложив ладони ко рту, проскандировала. – О-бос-рал-ся! Ха-ха! С присвистом. Как ощущения, мистер отличник?

Альберт тоже поднялся, подойдя к жене вплотную. Она сделала лёгкий, дразнящий шажок назад, и выдохнула сигаретный дым прямо ему в лицо.

Всё прошедшее, неудачный сеанс и волнения сразу стали далёкими, смешными и не стоящим переживаний.

– Какая же ты задница! – сказал Альберт и поцеловал жену.

– М-м-м! Легче стало?

Ответил Альберт не сразу. Табачным дыханием Лин надышаться невозможно.

– Стало. Прости, что я вот это вот всё… перепаниковал.

– А-а-а… – Лин вставила сигарету в губы Альберту и тот послушно затянулся. – Бывает. Все через это проходили ещё в университете. Кроме тебя, конечно. С боевым крещением. Может и правда забьёшь на этого Адкинса тогда, если там такой мрачняк?

Улыбнувшись, Альберт покачал головой, теперь уже сам выдохнув дым в лицо жене.

– Нет. Теперь я просто обязан разобраться. Странные ощущения, но я не сдамся.

– Приятно, да? – Лин опять его поцеловала. – Чувствуешь их? До этого тебе всё слишком легко давалось, а теперь нет. Знаешь, что это такое? Это амбиции.

Оттолкнув мужа, Лин сделала шаг в сторону кухни.

– Теперь-то мы уже можем поесть?

Готовить Лин умела не особенно хорошо, но Альберта вполне это устраивало. Воспрянувший духом после разговора, он поел с особенным удовольствием.

– И всё-таки, – сказал он, когда дело подошло к чаю, – почему? Почему он меня пересилил?

– Я не думаю, что это нужное слово – «пересилил», – ответила Лин. – Он убийца. Верующий. Судя по тому, что жену из-за прерванной миллиард лет назад беременности убил – вообще отбитый фанатик. Психика такого ригидна до ужаса. Эмоции соответствующие. Удивительно было бы, если бы тебя не накрыло.

Альберт цокнул языком и недоверчиво покачал головой.

– Я не почувствовал особой ригидности. И я же говорил: про аборт – ложь. Эмпатология темы семьи была положительной.

– Во-первых, ты провёл короткий сеанс. А во-вторых, тебя ударило в обратную. Ты вполне мог что-то не так воспринять.

– Правда… – задумчиво ответил Альберт. – И всё-таки… Глянуть бы снова дело. Но я оставил его на работе. Перепаниковал.