— Они называли нас дикарями. — На императорском троне сидел высокий воин со щеками, изрезанными ритуальными шрамами, в засаленной кожаной куртке с нашитыми на нее бляхами. — И при этом убили своих женщин и детей!

— Корх, слез бы ты с этой штуки, — один из полудюжины стоящих вокруг трона вояк все время оглядывался вокруг. — Хан не обрадуется, если увидит тебя здесь. Ты же знаешь, его даже смерть не остановила — помнишь, Разуже проломили череп, тело увезли, а потом он вернулся — еще злее прежнего?

— Долбаный псих, — ругнулся Корх в ответ, но с трона не слез.

Все они, кроме одного, выглядели высокими и крепкими. От них пахло потом, кровью и перегаром. Впрочем, этот запах был знаком Айну, точно так же несло и от солдат его отца после битвы.

Сам он скрывался за длинной скамьей с высокой, в полтора человеческих роста спинкой. На ней раньше сидели советники императора — да будут потомки снисходительны к его памяти.

Внутри у Айна бурлило желание встать — и выйти против шестерых варваров. Скорее всего, ему удастся убить одного или двух — за счет неожиданности, — но потом его наверняка прикончат.

И тогда он не выполнит клятву, не отомстит за отца и всех убитых здесь людей.

Айн почти не смотрел в сторону варваров. Он видел только мертвых, их общее лицо. Даже когда получалось отвести взгляд в сторону — вместе со стенами или украшенным росписью потолком он каждый раз видел раскинутые руки, искаженные лица, кровавые пятна.

— Корх, слезай! Разужа идет! — яростно шепнул варвар от парадных дверей.

Но высокий воин запоздал.

Разужа — кем бы он ни был — вошел стремительно и неудержимо.

Он выглядел величественно и опасно, высокий и худой, облаченный в полный доспех из вороненой стали он умудрялся двигаться по-змеиному легко и быстро, хотя обычный воин с такой тяжестью на плечах слегка замедлился бы. И еще ощущение мощи, не телесной, какой-то иной, горячими волнами расходилось в стороны.

— Замереть всем, — мелодичным, приятным голосом сказал Разужа на языке кочевников, и его произношение было точно таким же, как у наставника Айна, учившего парня языкам.

Приказ был исполнен и варварами, и телохранителями — дюжина которых, каждый около семи локтей ростом и едва ли не в четыре локтя в плечах, вошли в залу вслед за своим хозяином. В залу вбегали кочевники и варвары — и сразу же останавливались, замирали.

За несколько мгновений на входе образовалась толпа.

Разужа тем временем прошел между мертвыми, подошел к отцу Айна, присел на корточки перед телом и взглянул в мертвое лицо.

— Я, Разужа, — негромко начал победитель, — говорю. Всех, кто остался жив — кроме детей, не достающих головой до стремени, — подвергнуть пыткам и убить. Тех, кто убил себя сам, похоронить достойно.

— Но зачем, великий хан? — поинтересовался на ломаном языке кочевников Корх, все еще восседавший на троне. — Не проще ли нам кинуть их трупы собакам?

— Я, Разужа, говорю. Это нужно, чтобы враг убивал себя сам, когда я приближаюсь к его дому, — улыбнулся хан. — Кстати, тех, кто осквернил мой трон, — закатать в кошму и выложить на крыше дворца — пусть отдохнут.

Корх вскочил с места, но ни он, ни его приятели не собирались сопротивляться. Когда их скрутили и уволокли прочь, Разужа спокойно прошел через зал и опустился на трон.

А Айн обнаружил, что у него появился сосед.

Один из варваров, тот, что показался ему более низкорослым, нежели остальные, неведомо как умудрился на глазах у всех проскочить десяток локтей и укрыться за скамьей.

По глазам воина Айн легко прочитал его мысли — варвар пытался понять, что ему выгоднее: отдать обнаруженного мальчишку Разуже и этим выторговать себе жизнь или же заколоть нежданного соседа и переждать гнев хана в не особенно хорошем укрытии.

Не дожидаясь, пока чужак решит, Айн ткнул его отцовским мечом.

Острие попало точно в горло, варвар даже не успел понять, что происходит, как был уже мертв.

Айн прислушался, но, на его счастье, никто в зале ничего не услышал и не увидел. Парень начал раздевать мертвеца, но запутался в завязках штанов, поэтому ограничился толстым стеганым халатом со вставками из плотной бычьей шкуры и кожаной шапкой, отороченной облезлым волчьим мехом.

Выглянув из-за скамьи, Айн обнаружил, что по зале ходят десятки людей, вытаскивают тела убитых его отцом людей, но что самого хана на троне нет, утопал куда-то по своим делам.

— Эй ты, не ленись, помоги, — обратился к парню старик в новеньком нагруднике, надетом поверх ветхого халата.

Айн выбрался из-за скамьи, стараясь двигаться медленно и не привлекать к себе внимания, взялся за ноги дородной женщины — вроде бы поварихи — и вместе с напарником понес труп к выходу.

Вокуг были враги: не только варвары и кочевники — попадались и мощные, клыкастые орки с искаженными лицами, и мелкие, юркие гоблины; коридоры и переходы дворца полнила чужая речь, непривычные шорохи и движения, дикая и все еще опасная жизнь.

— Эй, слушай меня, — зло прошептал старик, и Айн понял, что он обращается к нему — причем не в первый раз. — Не дергайся! У тебя есть только я, и ты должен слушать только меня. Кто я и зачем ты мне скажу потом, а сейчас запомни — без меня ты умрешь здесь сразу.

Айн дернулся, но тут же сообразил, что попытайся он убить старика, это привлечет внимание.

— Слушай меня внимательно. Морда у тебя перекошена, выбита челюсть — это хорошо, не надо объяснять, почему ты молчишь. Сейчас мы вынесем тело, положим его на телегу и поедем вместе с возницей за стены города. Там поможем могильщикам, а потом двинемся подальше отсюда, где я вправлю твою челюсть и объясню некоторые вещи. Ты понял? Кивни.

Айну ничего не оставалось, как кивнуть, хотя спокойным он оставался только большим напряжением воли. Внутри у него клокотала ярость, помноженная на ощущение того, что он переживет этот день — и у него будет шанс отомстить Орде и хану Разуже за гибель Империи.

* * *

— Ведьма! Ведьма! — орали крестьяне, бежавшие по ночному лесу.

Убегавшая от них девушка скользила легко и вроде бы неторопливо, ее платье мелькало между деревьев совсем рядом, и казалось, что надо сделать всего один рывок для того, чтобы насадить ее на вилы.

Конечно, было бы неплохо сжечь колдовку в избушке, однако кто-то предупредил проклятую тварь, и подобраться к ней незаметно не вышло. Жрец Дегеррая указал на нее, когда зашел вопрос о том, почему вдруг пошел мор среди коров и стухла вода в половине колодцев.

Ведьма появилась в этих краях лет десять назад и за это время совершенно не изменилась. За лечение брала приличные деньги, причем требовала, чтобы не медью платили, а серебром! И ведь наверняка сама же болезни насылала — иначе как объяснить то, что ее лечение так часто было удачным?