Вскоре пьяные разговоры стали действовать на нервы, и мы ушли. Жена дяди Вити благополучно спала под действием принятого снотворного. Мы ее так и не видели. Ночью, по-видимому, действие снотворного и обезболивающих препаратов кончилось, и Петровна начала постанывать. Сначала тихонько, потом все громче и громче. Богатырский храп дяди Вити говорил о том, что сочувствия от него не дождешься.

Как оказалось, лекарство у Петровны лежало в той же комнате, что и мы. Войдя, она включила свет и заорала. Тут-то мы и познакомились. Сначала в ответ заорала Наташка, потом из солидарности взвизгнула я. В завершение Алена молниеносно натянула одеяло на голову, и уже оттуда донеслось ее: «С ума сошли! Выключите свет! Ладно бы в темноте пугаться… А то включили свет и орут… Уж лучше бы пели… Как дядя Витя…» В заключение она зевнула и потихоньку стала выбираться из-под одеяла.

– Вы хто? – забыв про боль, спросила Петровна.

Щурясь от света, мы думали, как лучше отрекомендоваться.

– Здрассьте! – первой опомнилась Алена. – Добрый вечер, то есть спокойной ночи… А сколько время? У кого-нибудь есть часы?

– У нас, – ответила Петровна. – Вон, на стенке висять. Три часа ночи. Вас дед привел?

– Нет, – дружно отрапортовали мы, – дядя Витя.

Я подумала и на всякий случай добавила:

– Да мы утречком уедем.

– Деньги ему не отдавайте, – предупредила Петровна и поморщилась.

– Пропьет! – понимающе кивнула подруга.

– Не, не пропьеть. Его приезжие поють. Он катер собират. Ну вы спите, спите… Щас только лекарство себе какое-нибудь достану. Плечо разболелось – сил нет… – Невысокая полная женщина с растрепанными седыми волосами в мужской рубашке поверх легкого халата с прибинтованной к правому боку рукой, поддерживаемой еще и платком, спускавшимся с шеи, извинительно улыбнулась.

– Я вам сейчас баралгин достану, – вскочила Наташка, – а заодно и деньги за ночлег отдам. Триста рублей, как мы с ним договорились… – Впрочем, подруга тут же передумала, решив во избежание недоразумений рассчитаться все же с хозяином.

До шести утра, в отличие от хозяев, так и не уснули. Ворочались с боку на бок и потихоньку ругали себя – сначала за то, что отказались ехать с нашими «первыми проходимцами», потом за то, что вообще поехали. После шести сморил сон.

Очевидно, нас пожалели. С вечера дядя Витя грозился поднять нас в пять утра. Как и жену. За короткое время забытья я успела увидеть кошмарный сон. Он-то и помог мне проснуться и вскочить быстрее всех. Во сне я видела, как мы в утреннем тумане беззвучно подплываем к берегу острова, поросшего густым, непролазным кустарником. На высоком холме, среди огромных разлапистых сосен и елей, высился мрачный замок. Наверное, со всеми удобствами. Как и было обещано. Я выскочила на берег первая и с удивлением поняла, что ноги отказываются мне служить. Тихо и беззвучно погружалась в какую-то илистую, болотную мерзость, не в силах сопротивляться. С надеждой взглянув в сторону холма, я с ужасом увидела, как он тоже медленно оседает вниз. «Замок на песке», молнией мелькнула в голове мысль. Из последних сил крикнула, чтобы никто не вылезал из лодки, нужно немедленно отплывать прочь, но поняла, что сама себя не слышу. С холма раздался дикий, леденящий кровь хохот. Я успела увидеть чью-то белую фигуру, моментально исчезнувшую в лесу, и… вскочила, радуясь, что ноги снова принадлежат мне. Проснулась уже на ходу.

В восемь Петровна, намучившаяся за сутки больше нас, еще спала, а мы были готовы к плаванию. Дядя Витя – тоже. Опять слегка пьян, сверх меры услужлив и красноречив:

– Красивая ты баба, – сказал он мне с одобрением, укладывая вещи в моторку, – и дочка у тебя красивая. И ваша Наталья красивая. Вчера-то башкой приложился – не понял. Только искорки считал перед глазами. Моя в молодости тоже красивая была. Щас маленько… – сделал он неопределенный жест рукой. – Но главное – живая.

Комплименты пропустили мимо ушей. Было не до собственной неотразимости. Впрочем, и не до окружающих красот.

– Вы уверены, что с ним не опасно плыть? – тихонько спросила Алена, пока дядя Витя возился с мотором лодки, заливая в бак бензин. На правом борту лодки белела надпись «Петровна». Все почему-то посмотрели на меня. Наверное, потому, что единственная умею плавать. Даже дремать в воде, лежа на спине.

– Здесь же не шоссе, – бодро прошептала я. – Смело располагайтесь. Вода спокойная. Весла, на случай если мотор заглохнет, есть. Мобильник у тебя заряжен, – кивнула я Наташке.

– Ну да, – слабо огрызнулась она, усаживаясь, – и буду я по нему названивать… со дна речного…

– Типун тебе на язык и два под язык, – повысила я голос, и в это время лодка рванула с места, как норовистый конь. Нос задрался вверх. Мелкая водяная пыль покрыла лицо и руки, заставила ахнуть от холода. Мы судорожно вцепились в борта и, по возможности, друг в друга, но буквально тут же страх уступил место восторгу.

Через несколько минут, пообвыкнув, радостно обозревали окрестности. Дядя Витя, подкрепляя слова жестами, комментировал маршрут громким голосом, натренированным песнями под собственную гармонь. Проще говоря, орал:

– Во-о-он, видите лохматую шапку? Родовень… Западнее – Картунская лука. Туда впадает речка Ускройня… Слева – полуостров Усадьба. – Он чуть приглушил мотор. Лодка пошла ровнее. Разинув рты, мы смотрели на растущие прямо из воды берега. Усадьба была покрыта кустарником, тогда как Радовень казался сплошным лесом. Но каковы названия! Особенно речки. Попробовала выговорить – не удалось. С третьей попытки оставила эту затею. – Сейчас повернем на запад – на мыс Телка. Километра полтора до него… Справа проплываем Картунский лес. Через пару часов будем на месте. А может, раньше…

Дядя Витя, очевидно, устал орать и смолк. Время от времени хитро улыбался, махал рукой, а в такт ей и головой в ту сторону, куда нам следовало посмотреть.

Небо было ясным, голубым и безуспешно пыталось соперничать совершенством с водой. Над головой пронзительно кричали чайки, удивляя своим количеством. Сколько же здесь должно быть рыбы, чтобы прокормить этих пернатых?

Восторженное настроение не проходило, душа пела о чем-то прекрасном, но в голове, как назло, крутились незабываемые слова «Я – шоколадный заяц…»

Откуда опять пришло беспокойство, я не поняла. Точно, что не ветром надуло. Оно заявило о себе острыми коготками гораздо раньше, чем налетел ветер. Внезапность его порыва удивила и усилила душевное напряжение. Озерная вода сначала поежилась, подернувшись рябью, как от холода, но усилившийся ветер взъерошил ее и весело погнал белые барашки волн.

Сказать, что мы испугались, – мало. Волны с силой ударялись о борта лодки, и наши безмятежные улыбки мигом погасли. Мы молча уставились на дядю Витю, как будто он был заодно с ветром. Лодочник мигом протрезвел и направил лодку к ближайшему берегу, густо поросшему кустарником. Я успела вспомнить про сон и ужаснулась. Вытянув голову, попыталась увидеть замок на холме, но наверху была целая деревня. И это радовало…