Холмы, освещенные солнцем - Олег Викторович Базунов
-
Название:Холмы, освещенные солнцем
-
Автор:Олег Викторович Базунов
-
Жанр:Классика
-
Страниц:57
Аннотация книги
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холмы, освещенные солнцем
РАБОЧИЙ ДЕНЬ
— Зоя, вставай, говорю. Слышишь?
В кухне на плите что-то шипит, чугунно гремят вьюшки, брякает крышкой кипящий чайник.
— Вставай, а то уши надеру! Слышишь?
Скрипя, открылась дверца плиты, плюхнулся в ведро ковшик. На кухне орудует Настасья Филипповна. А за перегородкой глухо всхлипывает маленькая Зоя. Она не отвечает матери, но с каждым окриком всхлипывает громче.
— Вот я тебе сейчас похнычу!
Настасья Филипповна, тяжело ступая валенками, проходит вдоль занавесок в свою комнату к широкой деревянной кровати, на которой спит вместе с Зоей.
— Вставай, слышишь?
Из-под ватного одеяла опять всхлип:
— Боли-и-ит… гор-ло…
Заскрипела кровать — это на нее села Настасья Филипповна, и уже ласковым голосом:
— Вставай, дочка. Тебе еще нужно ленточки погладить. Я утюг нагрела. А горло у тебя каждый раз, как в школу.
— Мамочка, сегодня школы, может, не будет? — уже отчетливо говорит Зоя. Она вылезла из-под одеяла и, охватив руками повязанную платком голову матери, трется носом об ее щеку.
— Ну, вставай, вставай, — ворчит Настасья Филипповна. — На вот платье, чулочки. Вставай.
И опять скрипят половицы. Настасья Филипповна идет на кухню. Останавливается у занавесок, прислушивается. В прорехе появляется ее круглая голова в платке.
— Коля, спишь?
— Да, да, Настасья Филипповна, спасибо. Я не сплю.
Николай лежит на спине с открытыми глазами и смотрит в окно. Густо-синие стекла затекли снизу толстыми буграми льда и поблескивают голубыми и желтыми искорками. «Опять холодина, — думает Николай. — Ну, хватит!» Рывком он садится на койке, сбрасывает пропитанное теплом одеяло.
Холодно в остывшем за ночь доме. Николай пробует сжать кулаки. Руки слабы и вялы.
Вдруг зашевелились занавески и показалась голова Зои.
— Коля, а я уже встала.
— А чего ты заглядываешь, не спросясь? Брысь!
Зоя хихикнула. Занавески сомкнулись.
Уже три месяца, как Николай живет в этом доме. Когда он приехал на стройку, в общежитии не оказалось свободных мест, пришлось снять угол. Договаривался Николай с хозяйкой, с Настасьей Филипповной, — полной, круглолицей сорокалетней женщиной. Держалась она во время разговора с достоинством, даже гордо и мягкой рукой неторопливо поглаживала по белокурой головке маленькую девочку — дочку свою, Зою. Крепко обхватив ноги матери, приоткрыв рот, Зоя смотрела на Николая голубыми в белесых ресницах глазами.
За спиной Настасьи Филипповны по-осеннему бело светились на окнах занавески, на табурете, занимая весь угол у окна, стоял фикус, а на желтых блестящих досках пола протянулась плетеная дорожка. «Хорошо будет, лучше, чем в общежитии», — решил Николай…
Дверь из сеней на крыльцо закрыта. Рукой без рукавицы Николай взялся за толстый крюк. Секунду не отнимал пальцы, потом медленно отодрал прилипшую к железу кожу — мороз был сильный. Скинул крюк. Цепляясь за бугры снега на крыльце, туго, со скрипом открылась дверь.
Фонари на улице окружены морозным сиянием. Вверх и вниз от них тянутся призрачные столбы света. В сугробах затонули дома. Над крышами подымаются дымки. По-утреннему неуютно светятся замерзшие окна. Из теплого нутра домов на мороз выбираются люди.
Николай быстро идет серединой улицы. К каблукам прилипают и отскакивают подковки снега.
Автобусная остановка. Между двумя сугробами молча топчутся съежившиеся от холода люди. Белым туманом вылетает дыхание и тут же растворяется в темном, сухом от мороза воздухе.
Медленно тянутся минуты. Николай трет рукавицей нос и щеки.
Но вот, припадая брюхом к размолотому колесами снегу, подкатил перегруженный автобус. Народ бросился к разбитой двери. Николай втиснул ногу и одной рукой крепко ухватился за поручень. Накренившись, автобус тяжело тронулся с места. Рядом с Николаем повисла молодая женщина. Николай перехватил поудобнее руку и, дыша в покрывающейся белым налетом платок женщины, правой рукой поддержал ее за спину.
— Спасибочко, — улыбнулась пассажирка.
Николай повеселел и сильнее, чем нужно, стал вжимать женщину в дверь.
— Ты меня не очень-то от двери толкай, — все так же улыбаясь скошенным глазом, сказала женщина и, работая локтями, с трудом повернулась лицом к Николаю. — Мне вылазить сейчас.
Потрескивая промерзшим кузовом, автобус то быстро скатывался под гору — тогда в щелях двери пел ветер, а колесо забрасывало на ступеньку снег, — то медленно полз вверх, приостанавливался и трещал шестернями, будто переводил дыхание. Прижатые друг к другу пассажиры густо дышали паром. Шершавая изморозь оседала на стекла окон, пуговицами вырастала на шурупах обшивки. Под тусклыми лампочками поблескивали замасленные шапки и спины.
Раскрасневшееся лицо женщины с блестящими глазами, с запекшейся трещинкой на губе вплотную придвинулось к Николаю. При толчках стоящий на ступеньку ниже Николай губами касался ее лба. Ему было весело. Женщина тоже улыбалась и делала вид, что хочет отодвинуть лицо, отчего сильнее прижималась к Николаю грудью. Народ в автобусе негромко переругивался, смеялся.
Небо постепенно бледнеет. В белесом сумраке плоскими заслонками проступают очертания гор, яснее вырисовываются переплетения высотных мачт подстанции, а за ними на застывшую реку спускается строящееся здание ГЭС с чуть заметными зубцами башенных кранов. Над бетонным заводом, над строениями подымается серый морозный пар.
По узкой тропинке Николай пересек свалку железного лома и подошел к воротам электромонтажных мастерских. Здесь назначен сегодня сбор бригады. В левой створке ворот — маленькая дверь. Она то и дело открывается под ударами входящих с улицы рабочих и, оттянутая пружиной, захлопывается, сотрясая неплотно прикрытые тяжелые ворота.
Пригнув голову, Николай вошел в помещение мастерских. Высокий закопченный цех тускло освещен подвешенными у самого потолка лампами. Справа, у больших, в рост человека, фарфоровых изоляторов, курят несколько рабочих из бригады Николая. При затяжках вспыхивают зажатые в ладонях огоньки. Николай поздоровался, пожал протянувшиеся руки и присел на пожарный ящик с песком.
Очередной раз дрогнули створки ворот, дверь отскочила, и, нагнувшись, будто действительно он мог головой задеть притолоку, в цех вошел коренастый, толстощекий, с ячменем под глазом парень лет семнадцати — Васька. Руки торчком в стороны (ватник мешает ему прижимать руки к бокам), вразвалочку подошел к рабочим