— То есть мог успеть…

Джонсон пожал плечами:

— Возможно.

— Но он-то чего ради стал бы это делать?

Ответа на этот вопрос Джонсон, понятно, не знал, да, в общем-то, и не хотел знать. Проводя расследование, он задавал себе только те вопросы, которые помогали устанавливать истину, остальное его не интересовало.

Дом находился в самой середине ряда. В целом чистенький и аккуратный, но первые признаки запустения уже были налицо. В воздухе чувствовался сильный привкус солода. Елена наморщила нос.

— Пивзавод, — пояснил Джонсон. — Самый крупный в городе.

Рядом с входной дверью лежала пачка местных газет, которые обычно никто не читает.

— Может, его нет дома? — предположил Джонсон.

Они позвонили. Ответа не последовало. Джонсон вдавил кнопку звонка вторично, но тот разливался соловьем в явно пустом доме. Елена и Джонсон уже собрались уходить, как вдруг перед ними возникла женщина, которую Джонсон, наверное, назвал бы «ужасно толстой», а Елена добавила бы «бедняга».

— Вы знакомые мистера Гудпастчера? — произнесла женщина пронзительно-визгливым голосом, в котором слышалось любопытство, замаскированное под услужливость.

Елена не нашла что ответить, но ее выручил Джонсон:

— Да. Его не было на работе, и мы стали беспокоиться.

— Знаете, он неважно себя чувствует. Очень переживает из-за смерти жены.

Тот факт, что миссис Гудпастчер вычеркнута из избирательных списков, стал для обоих визитеров новостью.

— Мы не знали, что она умерла, — пробормотала Елена.

Очень довольная тем, что может сообщить плохую новость, бдительная соседка пустилась в объяснения:

— Да, представьте себе!.. Но то, что у нее был удар, вы ведь знаете?

Это они знали.

— Миссис Гудпастчер держалась несколько недель. Казалось, ей становится лучше. Я регулярно навещала ее и думала, что она поправится… Конечно, удар был очень тяжелый. Одну сторону у нее целиком парализовало. Она не могла говорить… А потом внезапно умерла.

Джонсон подумал, что медики могли бы изложить историю болезни миссис Гудпастчер точнее, но общая картина была ясна и так.

— Так, значит, он уехал, миссис?..

— Белл. Миссис Белл.

— Мистер Гудпастчер куда-то уехал, миссис Белл?

Миссис Белл призналась, что этого она не знает.

— Дик, мой муж, говорит, что он уехал, но я уверена, что он дома. Оплакивает ее.

— А почему вы так думаете? — спросила Елена.

Миссис Белл заколебалась.

— Понимаете, точно я не могу сказать, конечно. Может быть, он уехал к приемному сыну, но он ничего не сказал нам, а они всегда говорили, когда уезжали куда-нибудь надолго. — Миссис Белл сделала паузу, чтобы перевести дух. — Но вообще-то бог его знает. Может быть, он уехал и забыл сказать нам — из-за всех этих переживаний.

В итоге она окончательно все запутала. Елена взглянула на дверь.

— Но молочных бутылок нет.

— Им никогда не доставляли молоко, — объяснила миссис Белл, — и газеты тоже.

— Ну, раз он не отвечает на звонок, значит, можно не беспокоиться, он, наверное, уехал, — заявил Джонсон, которому надоели эти бесплодные гадания.

— Да, наверное, — согласилась миссис Белл, но таким неуверенным тоном, что Джонсон на всякий случай позвонил еще раз, однако с тем же результатом.

Он развел руками. Миссис Белл бросила тревожный взгляд на бледно-голубую дверь и вздохнула.

— Вы случайно не знаете, как зовут его приемного сына и где он живет? — спросил Джонсон.

Миссис Белл не знала ни того, ни другого и, распрощавшись, отправилась домой, ковыляя по-утиному, как мог бы сказать какой-нибудь плохо воспитанный остряк.

— Что вы об этом думаете? — спросила Елена, когда они остались одни.

— Думаю, он действительно уехал. Что ему мешает, раз жена умерла?

— И что же теперь делать нам?

— Очевидно, ждать его возвращения. А пока что можно навестить Либмана.

Они направились к машине.

— В общем-то, особой нужды говорить с Гудпастчером нет. Вряд ли он сможет сообщить что-то новое.

Гудпастчер тем временем сидел у себя дома, глядя в пустоту. В пустоту, образовавшуюся после смерти жены. Он даже не заметил, что в дверь трижды позвонили.

* * *

Стефан Либман, все еще пребывая в нервном возбуждении, тихо прикрыл дверь своей комнаты. На несколько мгновений он замер, прислушиваясь. Убедившись, что матери поблизости нет, юноша подошел к столу. В закрытом на ключ нижнем ящике находилась небольшая металлическая коробочка, тоже запертая. В коробочке же лежали одиннадцать снимков, сделанных «полароидом». Десять из них Стефан переложил в карман, после чего аккуратно закрыл коробочку, вернул ее на прежнее место, запер ящик и вышел из комнаты.

— Ты уходишь, дорогой?

Ну конечно, как всегда, она все видит и ей все интересно. Стефан пребывал в таком напряжении, что чуть не взорвался. С большим трудом он удержался от того, чтобы высказать матери все, что он о ней думает. Терпение, сказал он себе. Теперь уже скоро он даст волю чувствам, которые сдерживал годами, но пока еще надо было подождать.

— Да, в кино. С Марком. (Какое тебе, на хрен, дело?)

— У тебя есть деньги? Или дать?

— Есть, есть. (Отвяжись, чтоб тебя!)

— Когда вернешься?

— Часов в одиннадцать. (Через пару дней. Если вообще когда-нибудь вернусь.)

— Желаю хорошо провести время.

Ничего не ответив, юноша вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

— Куда-то собрался, Стефан?

Он не мог поверить своим глазам. Опять этот коп! Выскакивает как из-под земли, стоит ему выйти из дому. Следит он за ним, что ли? Стефан перепугался, но тут же подумал, что это глупо. Откуда он может знать?

— Ага.

— Решил немного развлечься?

Молодой человек перевел взгляд с полицейского на стоявшую рядом с ним женщину. Где-то на периферии сознания у него мелькнула мысль, что она очень даже ничего, но из-за Джонсона Стефан опять начал нервничать. Было что-то в его голосе, в выражении лица…

— Да так, пройтись.

— Не возражаешь, если мы пройдемся вместе?

О, он еще как возражал! Эти двое что-то пронюхали, не иначе.

— Зачем?

— Ну, так просто. А что, ты хочешь тайком совершить что-то противозаконное?

Стефана Либмана охватила паника.