На руках Гиттенса белые хлопчатобумажные перчатки – чтобы не оставить своих «пальчиков» и не стереть заранее нанесенные на пистолет отпечатки Харолда Брекстона. Сам пистолет конфискован у Брекстона девятью месяцами раньше. Конфискован Гиттенсом, и неофициально.

Гиттенс помнит, что Арчи Траделл исключительно высокого роста. Поэтому он целится очень высоко, чтобы попасть в голову.

Звуки на лестничной площадке подсказывают: второй выстрел не нужен. Все кончено. Можно бежать.

* * *

– Я прямо тогда заподозрил Гиттенса, – сказал Фрэнни Бойл. – У Гиттенса был мотив. И он появился на лестничной площадке подозрительно быстро – сразу после убийства Траделла. В суете никто не заметил, откуда он взялся. Словом, у меня уже тогда возникли определенные мысли. Но поскольку все сразу стало указывать на Харолда Брекстона, я своими подозрениями ни с кем делиться не стал. Да и сам потихоньку уверил себя, что убийца Траделла – Брекстон. Но теперь, после гибели Веги, я точно знаю – это Гиттенс убил Траделла. Я уверен на все сто.

– А Рауль? Кто такой Рауль?

Бойл досадливо пожал плечами:

– Дался вам этот Рауль! Был, не был – не суть важно. Я полагаю, не было никакого Рауля. Сам Гиттенс был Раулем. Какая разница? Главное – информация появлялась. Главное – стрелял Гиттенс. А Раулем мог быть и Брекстон. Иначе как объяснить, что Брекстону годами сходило с рук буквально все? Значит, он кого-то продавал Гиттенсу, а Гиттенс его защищал, предупреждал, опекал.

– Но ведь ты, Фрэнни, – сказал я, – в суде под присягой заявил, что вся история про Рауля – чистейшая правда!

– Шериф Трумэн, я судейский крючок. Что мой свидетель мне сказал, на том я и стоял. Когда все случилось, меня ж там не было!

– Свинство! – взорвался Келли. – Гиттенс лгал. Вы ему подыгрывали. Прекрасно понимали, что дело нечисто, а покрывали его. Нет чтобы до правды докопаться – голову в песок. Дескать, я судейский крючок, меня там не было! Фрэнни Бойл потупил глаза. Возражать было нечего.

– Если хотите, – промолвил он, – все это могу повторить под присягой. Я и Данцигеру так сказал – готов все повторить в суде.

Керт встал и повернулся к Кэролайн.

– Арестовать Гиттенса?

Кэролайн помотала головой – нет.

– У нас три убийства, – сказала она. – И ни одной серьезной улики. Траделл мертв и о той ночи на мосту, когда был убит Фазуло, рассказать не может. Вега повешен и уже ничего не расскажет про ночь, когда был убит Траделл. И наконец, нет свидетеля того, как был застрелен Данцигер. Три убийства, ноль свидетелей. Да, детектив Гиттенс умеет уничтожать следы!

– Есть у нас свидетель, – сказал я. – Харолд Брекстон.

Челси, Массачусетс – совсем рядом с Бостоном и тем не менее вне юрисдикции бостонской полиции. Время – 6.34.

Мы ждали его на безлюдной площадке для парковки. За нашей спиной парил в ста футах над водой Тобин-бридж.

Дик Жину накануне вечером прикатил на «бронко» из Версаля. Я вызвал его для поддержки. Вместе с Келли мы составляли более или менее внушительную группу.

Было холодно. Жину время от времени топал ногами – грелся. Его традиционная униформа версальского полицейского смотрелась особенно нелепо здесь, в виду Бостона.

Келли, как всегда, стоял с отрешенным видом – спокоен и вместе с тем начеку.

Я чувствовал на своем лице нервную улыбку. Брекстон запаздывал.

Жину стал фальшиво напевать что-то глупое про любовь.

– Дик!

Он не обратил внимания.

– Пусть себе поет, – сказал Келли. – Все равно делать нечего.

Через полминуты Келли присоединился к Дику. Они на пару горланили песню про четыре листика клевера, на которых так хорошо гадать.

– Давай с нами! – крикнул мне Келли.

Я прокашлялся и тоже запел.

Только мы закончили одну песню и начали выбирать следующую, как появился черный «мерседес» Бека.

Когда машина остановилась метрах в десяти от нас, из нее вышли Бек и Брекстон.

Я хотел было двинуться к ним, но Келли меня остановил.

– Тебе негоже, – напомнил он мне. – Ты тут старший офицер. Позволь мне.

Келли подошел к Брекстону, поздоровался и скороговоркой произнес:

– Харолд Брекстон, я арестовываю вас по обвинению в убийстве Роберта Данцигера. Вы имеете право молчать. Вы имеете право на присутствие адвоката во время допросов. Вы имеете право...

Брекстон стоял молча, с мрачным равнодушным видом. Руки он протянул вперед – для наручников. Всем своим видом он показывал: я подчиняюсь, но не покоряюсь! Я сам себе хозяин – так было, так есть и так будет во веки веков!

Келли хотел сковать руки Брекстона за спиной, однако Бек поспешно вмешался:

– Шериф Трумэн, есть ли смысл в том, что мой клиент всю дорогу до Мэна проедет с руками за спиной? Он сдается добровольно. Путь долгий. Зачем понапрасну мучить человека?

Брекстон потупился. Он лично не желал ни о чем просить.

Я кивнул – не будем мучить человека.

Келли усадил Брекстона на заднем сиденье «бронко».

Многие полицейские в Бостоне мечтали арестовать Брекстона. Звездный час... Но я не ощущал радости. Слишком сложно все выходило. Слишком запутанно.

– Документы о нашем соглашении будут готовы к завтрашнему дню, – сказал я Беку.

Я в последний раз взглянул на Тобин-бридж. Двадцать лет назад двое полицейских принудили Фрэнка Фазуло спрыгнуть с этого моста. Неприглядная стальная конструкция. Здесь город в неприкрашенном виде. Здесь видно его внутреннее уродство. Или могучий стальной хребет. Можно думать и так, и так. В зависимости от настроения.

– Дело сделано, – сказал я Келли и Дику – и себе самому. – Поехали домой!

Меня не было в Версале всего лишь семнадцать дней. Но казалось, прошел не один месяц.

И все-таки было ощущение конца пути – «вот я и дома!». И приятное, обостренное восприятие родного гнезда, словно ты чужой и видишь все впервые. Замечаешь детали, которые обычно ускользают в текучке будней. Как после разлуки с любимой женой – «ах, какая она у меня красивая!».

Золотая осень закончилась, последние туристы исчезли из наших лесов. Вот-вот наступит зима, с настоящими холодами...

На Сентрал-стрит, нашей лучшей и единственной парадной улице, Джимми Лоунс и Фил Ламфье стояли у входа в «Сову» и курили, поглядывая на небо. Джимми помахал мне двумя пальцами с зажатой между ними сигаретой. Пройдет совсем немного времени, и весь город, еще до ужина, узнает от него, что шериф Трумэн вернулся с чернокожим арестованным. Этот местный «телеграф» мне на руку: могу не тратить время на объяснения – все и так уже в курсе.