В участке мы заперли Брекстона в «клетку». Хоть я нисколько не верю в его вину, формальности есть формальности. Обвиняемый должен находиться за решеткой.

Я поблагодарил Дика Жину за труды в мое отсутствие и отпустил домой.

Келли спросил меня:

– Хочешь, я останусь на первое дежурство?

– Спасибо, мистер Келли, – сказал я. – Я сам теперь справлюсь. Ступайте домой.

– Домой?

– Вы уже не на службе, – улыбнулся я. – Отдохните после бостонских треволнений. Остальное – дело бостонской полиции. Надеюсь, они арестуют Гиттенса. Или уже арестовали. А с Брекстоном мы тут сами справимся. Завтра утром его заберут в тюрьму – до суда. Так что идите спокойно домой.

Келли вздохнул.

– Ладно, пойду погляжу, на месте ли мой дом. – Он протянул мне свою деревянную дубинку. – На, дарю. Если этот буянить начнет, ты его разок приласкай моей палочкой-выручалочкой. Вмиг как шелковый станет.

– Спасибо, но взять не могу.

– Брось, шериф! Она тебе нужнее. Пора признать – я на пенсии.

– Ладно, если вы настаиваете. Большое спасибо.

Я уважительно взял дубинку и повторил: «Большущее спасибо!»

Я проводил Келли до его машины. На прощание он сказал:

– Жалко, что ты больше не учишься. Из тебя вышел бы отличный профессор.

– А кто сказал, что я больше никогда учиться не буду? – со смехом возразил я.

Когда я вернулся в участок, Брекстон посмотрел на меня с кривоватой усмешкой и произнес:

– Наконец-то мы с тобой один на один, шериф Трумэн. Наконец-то.

* * *

Ближе к вечеру надвинулась гроза. Дождь забарабанил по окнам полицейского участка.

В четыре часа я спросил Брекстона, что он хочет на ужин.

– Омара. Хорошего крупного омара.

– Ты не в рай попал, а в Мэн.

– Тогда бифштекс.

– Ладно, только местные бифштексы могут тебя разочаровать. Сандвичи и бургеры у нас приличные, все остальное – так себе.

Когда посыльный из «Совы» доставил заказ, я открыл камеру, поставил туда стул и сел рядом с Брекстоном. Он ужинал на своей койке, я поставил поднос себе на колени.

– Не боишься, что я удеру? – спросил Брекстон.

– Куда? До ближайшей цивилизации ехать и ехать! К тому же для тебя самое безопасное место как раз в нашей дыре.

– Может, и для тебя Версаль тоже самое безопасное место, – пробормотал Брекстон.

Этим совместным ужином я хотел показать Брекстону, что я ему доверяю и действительно не вижу в нем убийцу Данцигера.

– Ты сечешь, что Гиттенс может сюда заявиться? – сказал Брекстон.

– Секу.

– И что будешь делать?

– Пока не знаю.

– А пора бы знать. Я задницей чувствую – Гиттенс уже катит сюда!

– А ты бы что сделал на моем месте? – шутливо спросил я.

– Я бы своих ниггеров созвал, – серьезно ответил Брекстон.

– У меня твоей армии, к сожалению, нет.

– У тебя, собаченыш, есть братки-полицейские.

– Нельзя.

– Почему нельзя?

– Не все так просто. Даром что я шериф, братки-полицейские у меня не на побегушках.

– Тогда позови долговязого.

– Келли?

– Ну да, старика. Он крепкий малый.

– Обойдусь.

Брекстон кивнул. Мои мотивы в отношении Келли он, может, и не понимал, однако симпатии к нему не испытывал; он чувствовал в нем полицейского, который при помощи дубинки сокращает время допросов.

– Я про своих ребят серьезно говорил, – сказал Брекстон. – Если хочешь, они мигом прилетят. На душе будет спокойнее. И тебе, и мне.

– Спасибо, не надо.

Зазвонил телефон.

Было уже пять, на улице смеркалось. За окнами бушевала непогода. Еще не сняв трубку, я знал – это Мартин Гиттенс. Так оно и было.

– Надо поговорить, Бен, – сказал он.

– О чем? – сказал я. – Уже выписан ордер на ваш арест. Вы где сейчас?

– Расследую кое-что. И могу показать тебе результат.

– А именно?

– Полагаю, тебе будет интересно поглядеть. На него. Результат у меня с двумя ногами.

Я ничего не ответил. Гиттенс тоже некоторое время молчал. Наконец игра в молчанку ему наскучила, и он сказал – медленно, почти ласково:

– Сообразил, шериф Трумэн? Вот и замечательно. Все будет в порядке, Бен. Не надо только дергаться и глупости делать не надо. Не распускай нервы – и думай. Ты думать умеешь, Бен?

– Да, – произнес я упавшим голосом. Откашлялся, чтобы выиграть время, и затем добавил: – Думать я умею.

– Ну и славненько. Я за тобой уже давно наблюдаю. Вижу, ты способен нервишки контролировать. Это хорошо. А теперь опять думай: хочешь ты со мной поговорить как следует, или мне возвращаться по-быстрому в Бостон?

– Я готов с вами встретиться.

Брекстон в камере так и вскинулся:

– Не делай этого, собаченыш! Идиотская идея!

– Правильные слова, Бен, – сказал Гиттенс. – Думать ты умеешь – когда хочешь. Давай встретимся у озера, там хорошо беседуется.

– У озера?

– Ну да. Возле бунгало Данцигера. Тебя устраивает? Или будит дурные воспоминания?

– Нет, никаких дурных воспоминаний. Место подходящее.

– Замечательно. Нам с тобой теперь надо держаться друг за дружку. Мы с тобой одной закваски мужики.

– Нет, – сказал я, – тут вы ошибаетесь.

Гиттенс промолчал.

– Ты уж один приходи. Без хвостов.

* * *

К тому времени, когда я добрался до озера, гроза закончилась. В просветах между облаками сияла луна. Все кругом было залито чудным светом. Казалось, не небо отражается в озере, а озеро отражается в небе.

Гиттенса я увидел еще из машины. Он стоял на песке у самой кромки воды. В темной куртке и штанах цвета хаки.

Рядом с ним стоял мой отец.

Брекстон, сидевший рядом со мной, в последний раз попытался меня образумить:

– Ты уверен в том, что ты делаешь?

– У меня нет выбора. У Гиттенса мой отец.

– Ладно. Помни, в случае чего я тебя прикрою.

Меня эта мысль не слишком-то грела. Брекстон понял мое состояние и пожал плечами.