– Я помогу вам, чем смогу! – горячо пообещал старичок. – Только чтобы паразита этого в тюрягу закатать!

Инспектор понял, что переборщил.

– Ну, в тюрьму, допустим, это слишком, – сказал он с сомнением.

– Нет, не слишком! – не согласился старичок.

– Материально можно наказать, – гнул свое инспектор.

Но старичок истолковал по-своему.

– Можно и с конфискацией, – кивнул степенно. – Но все-таки непременно, чтобы суд и тюрьма!

И получалось, что старикан этот может все испортить.

– Тюрьма тут под вопросом, – попытался втолковать инспектор. – Там Уголовный кодекс, адвокаты и прочая бумажная волокита. Зато материально можем наказать его прямо хоть сейчас. Вот он, перед нами. Бери его и ощипывай!

Он разве что не облизнулся.

И снова настырный старичок все испоганил.

– Деньги потерять – невелика беда! – сказал он сурово. – А вот он где-то под Магаданом поработает – тогда и станет только человеком! А лучше бы, конечно, вовсе расстрелять!

Гуликов слушал, уже плохо что-либо соображая. Будто в полузабытьи. Вроде бы про него говорят, а все же как-то не верится.

– На суд надежды мало, – с другого боку зашел инспектор. – Могут ведь и оправдать.

– Откупится! – подтвердил старичок. – Сплошь и рядом случаются такие безобразия!

– А я о чем! – воодушевился инспектор. – Уж лучше самосуд! По-нашему! По-народному его наказать!

– Вот! – загорелись недобрым огнем глаза дедушки. – У вас же есть оружие! Шлепнем контру прямо здесь – и все дела!

– Тьфу ты! – в сердцах сказал инспектор – Да что же это такое, дедушка!

– А что такое? – не понял старичок.

– Да как бы вам объяснить, – пробормотал инспектор.

– Вы опасаетесь, что вас могут наказать? – предположил дедушка. – Что премии лишат за самоуправство?

– Тут дело в другом, – сообразил наконец инспектор. – У нас зеленки нет.

– Какой зеленки?

– Обыкновенной. Из аптеки.

– А вам зачем?

– А как же! – сказал внушительно инспектор. – Всегда, когда расстреливают, лоб зеленкой мажут.

– Зачем? – совсем уж сильно удивился дедушка.

– Для дезинфекции. Чтобы гадость какую не занести.

– Могу сбегать! – выразил готовность старичок.

– Домой? – спросил инспектор.

– В аптеку! Здесь недалеко!

– Минут за пятнадцать вы управитесь? – спросил инспектор и посмотрел на свои наручные часы. – Нас генерал ждет. Долго мы тут не можем.

– Я постараюсь, хотя у меня радикулит.

– Тогда спешите! – напутствовал инспектор. – Принесете зеленку, шлепнем этого красавца по-быстрому, и все свободны!

Дедушка заковылял прочь. Можно было догадаться, что, несмотря на свой радикулит, он в норматив уложится. Инспектор кивнул вслед дедушке и сказал, обращаясь к деморализованному Гуликову:

– Видал придурка? Еле отвязались, елы-палы!

Кажется, он Платону Порфирьевичу даже сочувствовал и уже был Гуликову почти что другом.

– Давай, мужик, по-быстрому все порешаем, – предложил инспектор. – И разбежимся. У нас на все про все пятнадцать минут, ты это слышал.

– Так у меня это, – пробормотал Платон Порфирьевич. – Нет, в смысле, денег. Я же со всей радостью! Только мне нечем! Возьмите все, что есть!

С этими словами Гуликов извлек из укромного места в своем автомобиле мужскую заначку – сто долларов.

– Еще по-быстрому могу занять! – признался он, сильно волнуясь. – Долларов двести! Но больше нету! Хоть чем могу поклясться!

Инспектор уже взял было деньги, но при последних словах Гуликова будто засомневался.

– Так ты совсем без денег, мужик? – спросил он, и в его голосе неожиданно прорезалась участливость. – Чисто на подсосе, да? До базы фиг дотянешь?

– До какой базы? – не понял Гуликов.

– Это я так, для красного словца. Я вижу, пропадаешь ты. И неужто думаешь, мы сволочи такие, что можем последнее забрать? На, брат, держи!

Инспектор ткнул стодолларовую банкноту в руки потрясенному Гуликову.

– Да, мы подставлялы, – признал инспектор. – Нам тоже кушать хочется. Но не такой же, блин, ценой! Правильно я говорю, мужики? – обратился он к сослуживцам.

Те тотчас с готовностью закивали. Мол, в чем угодно можно нас обвинять, но только не в том, что отнимаем у кого-нибудь последнее.

– А знаете, давайте мы денег ему дадим! – сказал, расчувствовавшись, капитан.

– Ой, правильно! Отслюнявим мужику, пускай ему будет счастье!

– Да вы что! – изумился очень сильно Гуликов.

Даже тогда, когда его здесь, на дороге, собирались расстрелять, он и то не так сильно удивлялся. А так, чтоб люди в погонах денег дали – это просто из рубрики «Очевидное – невероятное». Что-то сродни известию о прилете инопланетян.

– Не надо, мужики! Я вас прошу! – сказал испуганно Платон Порфирьевич. – Я ваших денег не возьму!

– Да мы же не свои тебе дадим! – тут же объяснили ему, и отношение к Гуликову сделалось такое, будто он был неразумным ребенком. – Сейчас затормозим любую пафосную тачку, водилу раскрутим на бабки, и вот ты уже в шоколаде.

– А как раскрутите? – спросил растерянный Платон Порфирьевич.

– О-о-о! – ответили ему со значением. – Тут способов столько, что только выбирай!

Инспектор повернулся к томящемуся неподалеку таджику. Тот уж давно хотел бы смыться, да боялся, что расценят как побег.

– Как жизнь вообще, урюк? – доброжелательно осведомился инспектор.

– Очень хорошо! Я счастлив! Мне все нравится! – с пионерским задором ответил Буботоджон Худойбердыев.

Он демонстрировал упоительную радость, и это чувство явно было связано с тем, что он на своем жизненном пути встретил такого хорошего человека, как господин инспектор.

– Чем занимаешься по жизни? – спросил инспектор.

– Вообще, в Душанбе я преподавал русский язык и литературу. А здесь я не по профилю, конечно, и очень переживаю, потому что русский язык – это язык Толстого, Достоевского, Чехова…

– И Чебурашки, – сказал инспектор равнодушно. – Так чем ты все-таки занимаешься? Я не понял.

– Я здесь на временной работе. На строительной. Квалифицированный труд. Кирпич. Бетон. Арматура всякая опять же.

– Понятно. В общем, наркотиками в Москве торгуешь, – определился наконец инспектор.

Сразу же с Буботоджоном Худойбердыевым что-то сделалось, и Гуликов вдруг заподозрил, что инспектор, быть может, не так уж и далек от истины, как показалось Гуликову сначала.