– Ах ты, гад! – сказал он с чувством, и не успел агент увернуться, как был схвачен железной лапищей автолюбителя Гуликова, который обожал во время визитов к своей живущей в далекой деревне матушке забавляться колкой дров. – Пужать меня надумал, бухгалтер?

Слово «бухгалтер» Гуликов произнес с такой ненавистью, будто в его личной табели о рангах недостойных представителей рода человеческого эти на самом деле уважаемые люди находились где-то между растлителями малолетних и каннибалами.

Страховой агент испытал настоящий страх. Его жизнь сейчас была не в его руках. Мы издалека все видели, но помочь ничем не могли. Агенту надо было бы сказать, что он от нас. Гуликов уже занес кулак.

– Я от Колодина! – быстро произнес агент.

Он успел за мгновение до ужасной развязки. Потому что успей Гуликов его ударить, выбор был бы небогатый. Тут либо инвалидность, либо даже вовсе труп. А на банальное сотрясение мозга можно было даже не надеяться.

Гуликовский кулак остановился в сантиметре перед носом побледневшего агента. И ни нос не пострадал, ни нелепые агентские очки.

– Чего? – переспросил Гуликов, по-прежнему не выпуская собеседника из своих цепких рук.

– Я от Колодина, – пролепетал агент. – Программа «Вот так история!». Слыхали, может быть?

Сидящий рядом со мной Демин произнес уныло:

– Все, блин, отснялись! Короткий получается рабочий день!

Он был раздосадован. Столько готовились, и так быстро нас разоблачили. Уж лучше бы Гуликов агенту врезал. Вот это была бы съемка, вот это красота!

– Я думаю, что все еще впереди, – успокоил я Илью. – Хоть я сейчас к ним в кадр пойду, так все равно у нас все сложится, вот увидишь.

Тем временем агент продолжал бороться за свою жизнь.

– Нас снимают, – сообщил он Гуликову. – Вон тот фургончик видите? С затемненными такими стеклами… Там сам Колодин прячется. А еще из окон нас снимают. Не знаю точно, где камеры стоят, но две штуки где-то спрятали, мне Колодин перед съемкой говорил.

Гуликов растерянно засмеялся и выпустил наконец свою жертву.

– Вы нас простите! – сказал агент извиняющимся голосом. – Розыгрыш! Помашите ручкой вон туда!

И Платон Порфирьевич действительно нам помахал, хотя он нас сейчас не видел, а верил своему собеседнику на слово. После этого он торопливо влез в свой «Запорожец» с явным намерением уехать. Со стороны это выглядело как паническое бегство.

– А вот насчет страховки я не пошутил! – заторопился осмелевший агент. – Я на вашем месте все-таки подумал бы!

Платон Порфирьевич улыбался в окошко застенчивой улыбкой.

– У вас район тут жутко неблагополучный! – тараторил агент. – Подставы на дорогах! Совсем недавно вот был случай…

Гуликов торопливо завел двигатель.

– И я как раз хотел предупредить! – верещал агент.

Гуликов газанул и поехал.

– Нормально все, – оценил я. – Малой кровью обошлось. Он нас не видел и очень скоро заподозрит, что нас тут на самом деле не было.

Мы выехали на проспект следом за Гуликовым и держались на некотором расстоянии от его тарахтящего «Запорожца».

До сих пор пребывающий под впечатлением от того, как его подставили, Платон Порфирьевич разогнал свою самобеглую коляску до крейсерских пятидесяти километров в час и на такой безумной скорости мчался вперед, к новым приключениям, которые ожидали его впереди, а он о них пока не подозревал. В жизни так бывает. Человек думает о том, как счастливо все для него закончилось, а оно на самом деле вовсе даже не закончилось, а только еще начинается.

Пока Гуликов размышлял о том, действительно ли имел место розыгрыш или перетрусивший агент все ему наврал, к его неторопливому «Запорожцу» сзади стремительно приблизился мигающий сине-красными огнями спецсигналов милицейский автомобиль и для пущего эффекта еще пугнул зазевавшегося Гуликова звуковым сигналом-крякалкой. Платон Порфирьевич резко крутанул руль вправо, пропуская авто со спецсигналами, и тотчас справа засигналили остервенело-возмущенно. Гуликов даже не успел сообразить, что тут к чему, как вдруг справа за окошком пошел вперед «Мерседес» в бело-синей милицейской раскраске, но почему-то с основательно помятым левым передним крылом, и сидящий за рулем «Мерседеса» инспектор ДПС с капитанскими погонами что-то грозно кричал оробевшему Гуликову, делая при этом страшные глаза.

Платон Порфирьевич ужаснулся посетившей вдруг его догадке, что это он и покалечил милицейский «Мерседес», и ударил по тормозам. Тогда и «Мерседес» остановился тоже. Надо было выйти, наверное, из машины, но отчего-то силы Гуликова оставили. Зато из «Мерседеса» выскочили сразу трое здоровяков в форме инспекторов дорожно-патрульной службы и громко загомонили, разглядывая искалеченное крыло своей машины. И теперь уже никаких сомнений не оставалось в том, что Гуликов стал виновником дорожно-транспортного происшествия. За то время, что он водил машину, он в переделку попал один-единственный раз – когда честь по чести припарковал свое авто и отлучился на три минуты, чтобы в булочной хлеб купить, и в это время в его автомобиль въехал зазевавшийся велосипедист. Виновник аварии тут же скрылся с места происшествия, и вернувшемуся к автомобилю Гуликову оставалось лишь вздыхать и тихо материться, разглядывая свежую царапину, которую он потом за свои же деньги и изводил, купив в автомагазине баллончик с нитрокраской. А тут другая совсем история. Сегодня он сам виноват, а еще пострадал не кто-нибудь, а гаишники, и большей неприятности трудно было бы придумать, если не рассматривать ради примера совсем уже печальные истории.

– Иди сюда, мужик! – кричали ему грубо. – Ты посмотри, что натворил!

И получалось, что хочешь ты или не хочешь, а надо из машины выйти. Платон Порфирьевич распахнул дверцу, но еще сидел неподвижно несколько минут, собираясь с силами.

– Ты что наделал?

– Ты смотри, мужик!

– Ты видишь, куда едешь? Или ты едешь, куда видишь?

Гуликов вздохнул и вышел из машины. Увиденное вблизи превзошло самые худшие его ожидания. Тут пострадал, оказывается, весь левый бок «Мерседеса», а не только левое переднее крыло. Ощущение было такое, будто автомобиль гаишников проехал мимо бетонного столба, прижимаясь к тому столбу своим левым боком крепко-крепко. И Гуликов наконец осознал, что такое в жизни есть настоящее несчастье.

– Иди сюда, мужик!

И Гуликов двинулся вперед на ставших ватными ногах.

– Ты посмотри! – говорили ему. – Была машина как машина! Ну что ж ты вытворяешь, блин! Мы на задание спешили, нас генерал там ждет, уже и рвет и мечет там, наверное! А ты такие нам подножки делаешь!

– Я не хотел! – жалко попытался отбояриться Платон Порфирьевич.

– Получается, что это мы хотели! – коллективно ожесточились служивые.

– Я не про это! – испугался Гуликов. – Я не то совсем хотел сказать! Ну какая тут может ваша быть вина!