– Ну и ладно, – пожала она плечами. – Мне кажется, что в ваших действиях есть определенный смысл.

– Действительно?

– Конечно. «Совершенство» разрушает человеческую душу. Вы знаете, что я когда-то помогала детям с мозговыми травмами снова учиться говорить? Это было до того, как Рэйф превратил меня в чудовище.

– Вы не…

– Я убила человечество, – поправила она меня с необыкновенной легкостью, не успела я рта раскрыть. – Я дала людям инструмент для изъятия всего порочного, скверного и горького, а выходит, что остается лишь область маркетинга. Конечно, я и Рэйфа в этом виню – он выбирал и задавал параметры, он решил, что «Совершенство» – это мечта рекламодателя. Если бы ваша Байрон смогла убить Рэйфа, возможно, это и прекратилось бы, однако я в этом сомневаюсь. Думаю, она, наверное, тоже это знает. Похоже, скорее всего из-за этого в ваших действиях есть смысл.

– Вы можете все это исправить? – спросила я. – Можете сделать их… лучше?

Она метнула на меня удивленный взгляд.

– С чего это вдруг мне этого захочется?

Она выдернула руку из моих пальцев. Я шагнула назад, и теперь Филипа смотрела мне в глаза, жестко и дерзко.

– Мою работу, – ровным и спокойным голосом объяснила она, – нужно уничтожить. Это абсолютно необходимо. Я благодарна вам за то, что вы похитили «Совершенство». У меня появилась надежда на то, что однажды все это закончится.

Я посмотрела на лежавших на койках спящих людей, услышавших некие слова и сошедших с ума, потом снова на Филипу, увидела в уголках ее глаз проблески безумия, повернулась к двери, чтобы уйти, убежать отсюда подальше.

– Матисс решил найти вас почти так же твердо, как он хочет разыскать Байрон. Он желает убедиться и показать, что вы реальны. Если он вас найдет – если Рэйф вас найдет – мне кажется, вы можете закончить свой жизненный путь на секционном столе. Прошу вас, будьте осторожны.

Я остановилась, взявшись пальцами за ручку двери.

– А вам разве тоже не хочется узнать, что у меня внутри?

– Да. Конечно, хочется. Но вы человек из плоти и крови, и пусть ваша особенность вызвана искусственными или естественными факторами, она… нечто исключительное. В Токио я подарила вам свой браслет. У меня нет воспоминаний о вас, но я могу делать выводы на основании имеющихся данных. Иногда познание происходит без помощи слов, считывание ситуации, которую нельзя поверить искусственными постулатами логики. Слова иногда лишь усложняют дело. Числа проще, но они черно-белые. Мысль… ограничена, мы никогда не видим ее по-настоящему. Но с вами я увидела, как улыбаюсь. Я… я иногда заставляю себя улыбаться, потому что этого и ожидают люди, улыбнитесь, улыбнитесь, улыбнитесь в объектив без конца, потому что это то, чего… но с вами это казалось реальным. Мне кажется, что на несколько часов вы, наверное, стали моей подругой. А даже если и нет, вы все равно человек, по-прежнему исключительный в своей человечности, а человек – это вид, который теперь находится под угрозой.

Я было открыла рот, чтобы ответить, но слова не шли, я так и стояла перед ней, как кукла, завороженная ее взглядом.

Затем она добавила:

– Вас ищет Лука Эвард.

Слова эти вырвались у нее так легко и просто, что совершенно застали меня врасплох. Она заметила это: мое легкое покачивание на каблуках, сжавшиеся пальцы при упоминании его имени, и какой-то момент напряженно соображала.

– Его выгнали из Интерпола, – прибавила она, – а Матисс взял его на работу.

– Почему?

– Он доложил своему начальству, что воровка, которую он выслеживал, обладала способностью быть забываемой. Ему кажется, что он вполне мог с вами переспать. Это правда?

– Вы записываете наш разговор? – ответила я вопросом на вопрос.

– Нет. Но это нечестно, в том смысле, что вы хотите сказать мне что-то, что я наверняка забуду, что… но я ведь все это забуду, так что продолжайте. Кто-то из нас может сегодня получить поучительный опыт.

– Я переспала с ним.

– Правда? Почему?

– Он… он единственный из всех мужчин, которых я когда-либо встречала, кто проявил ко мне интерес.

– Я уверена, что это неправда, – фыркнула она, повернувшись к пациентам, снова отбросив глупую мысль, а Филипа из тех, у кого нет времени на глупые мысли. – Вы такая красивая.

– Филипа… – Слова застряли у меня в горле, я провела языком по внутренней поверхности рта, пытаясь снова найти их. – Филипа. Ваши процедуры могли бы сделать меня запоминающейся?

Удивление, затем столь же быстрое неприятие, она энергично замотала головой.

– О, нет-нет-нет-нет. Это совсем не так.

– Я встретила такого же, как я, мужчину из Нью-Йорка, только я его запомнила, и он был совершенным…

– Абсолютно нет. Ваша особенность… возможно, биохимия, какого-то рода ингибитор… или биоэлектрической природы, устройство… поле, да, возможно, некое генерируемое поле, должно быть искусственным в данном случае, когда вы выбираете, но процедуры? Нет, совсем нет. Они не делают ничего… хирургического.

– Вы – ученый, я говорю вам то, что видела.

– Не будьте… – начала она, потом умолкла и чуть отстранилась. – Вы поэтому похитили «Совершенство»?

– Отчасти да. Но процедуры изменили Паркера, они сделали его… Я думала, возможно, процедуры без «Совершенства»…

– Это просто набор идей и клише, вот что они на самом деле. Усиленные препаратами при помощи электротерапии, но все же только мысли. Если бы я могла вас запомнить, то смогла бы изучить, сделать записи, мы смогли бы… вам этого не хочется?

Она заметила в моем лице что-то, что я не сумела скрыть.

– Байрон меня уже изучала.

– И что же она выяснила?

– Не знаю. Она говорила, что сделает меня запоминающейся, но… было стихотворение, которое она читала, от клинка разрывается грудь, нужен покой невозможный… – Я запуталась в словах, дыхание иссякло. Хей, Макарена!

– Программирование, – выпалила Филипа совершенно равнодушным тоном. – Непродуманная концепция. Рекламодатели нас программируют, видишь картинку идеального пузырька, думаешь о красивых женщинах. Видишь изображение кроссовок, думаешь о сексе-сексе-сексе-сексе, сексе всегда, низкоуровневая манипуляция, но процедуры – они глубже, гораздо глубже. Тяжело контролировать последствия, тупое похмелье от дурацких представлений о гипнозе, это совсем не то, не так все работает, необразованность и наивность. В мозгу приблизительно восемьдесят пять миллиардов нейронов, и мы можем представить это красиво, очень красиво, но представление не есть понимание, не есть сила, от него ученым просто очень хорошо!

Она резко развернулась, воздев руки кверху, академик, столкнувшийся с вялыми процессами, женщина, чья жизнь, каждый вздох вел ее туда, где, как ей казалось, ей хотелось пребывать, но по прибытии лишь обнаружившей, что это совсем не то, что она себе представляла. Молчание. Мои пальцы скользили по изгибам ленты Мёбиуса на запястье, вертя ее вверх-вниз, вверх-вниз.