Я обворовала первую же гостиницу, в которую вошла, монолит с белыми стенами и прямоугольными окнами. Стащила эталонный ключ у мальчишки в вестибюле, украла наличные и немного одежды из роскошных апартаментов на верхнем этаже.

Поступить достойно: совершить самое доступное тебе праведное деяние в трудных обстоятельствах.

Я думала, правдивы ли эти слова, когда плыла обратно в Венецию.

Подготовка.

Новый компьютер, новая одежда, новое подключение к Интернету, новая загрузка «луковой маршрутизации» через вайфай на острове Сан-Серволо. Здесь хорошо работать, в небольшом университетском городке для людей, ищущих трехмесячный курс истории искусств или двухмесячные интенсивные курсы итальянского в городе чудес, легко смешаться с толпой, возьми себе кофе, сиди в кафе и шарь в Сети.

«Луковая маршрутизация». У нее есть свои недостатки.

Аргументы за усиление правительственного контроля над Интернетом:

1. Борьба с распространением инструкций по изготовлению взрывных устройств, с терроризмом, порнографией, торговлей наркотиками и преступностью.

2. Обуздание троллей, хулиганов и хакеров. Блогеру-феминистке: «Я изнасилую тебя в кровь, твой домашний адрес». Письма ненависти: «Поганые черные сучки годятся лишь в рабыни». Это всего лишь один процент, заявляют апологеты. Держите себя в руках. (Да пошли вы, следует ответ. Чтоб вас всех за то, что вы, козлы, слишком трусливы, чтобы взять на себя ответственность за общество, в котором живете. Чтоб вас всех за то, что вам на все наплевать.)

3. Если вам нечего скрывать, какое это имеет значение?

Аргументы против:

Законы США о частной жизни в Интернете постановляют, что любой электронный почтовый ящик, оставленный более шести месяцев на сервере, находящемся в собственности третьей стороны, считается вышедшим из употребления, позволяя данной компании (hotmail, gmail и т. д.) делать с содержащимися в нем данными все, что ей заблагорассудится. Теперь личные электронные письма, посланные вами друзьям, возлюбленным и коллегам, становятся всеобщим достоянием.

Я люблю тебя. Я хочу чувствовать твою кожу на своем теле, твой язык у себя во рту, твои руки у меня на

Сегодня высылаю деньги, вот детали

Моя идиотка сестра снова, зараза, достает меня насчет сисек, толстая сука

Есть ли мне дело до того, что «Гугл» знает о моем вероисповедании, разведена я или беременна, что «Фейсбук» использует мою фотку в своей рекламной кампании? Когда я бросаю вызов правительству, когда нападаю на медиамагната, когда ставлю под сомнение веру, которую остальные воспринимают, как должное, есть ли мне дело до того, что история моей семьи, мое финансовое положение и домашний адрес могут тотчас же оказаться в распоряжении моих недоброжелателей? Конечно же, нет, мне нечего скрывать.

Волнует ли меня то, что единственный способ избавиться от страха постоянной слежки – это стать совершенно безобидной? Соответствовать социологической норме и никогда не говорить ничего личного, реального, надуманного или вызывающего?

Я заказала еще один эспрессо и стала ждать, пока загрузится «луковая маршрутизация».

Новый адрес, чтобы связаться со старым другом.

Я выбрала ник Zenobia1862 и отправила сообщение в самый подходящий и вероятный сектор инфраструктуры «Прометея».

На ответ у них ушло почти три дня, но я нашла себе занятия. Я бегала по городу, изучала улицы, мосты, тупики и маленькие каналы. Выясняла, где прятаться и где воровать. Пробралась на полицейские радиочастоты, считала богатых и красивых, ранимых и преступных, когда они собирались у фасадов дворцов и в душных, пропитанных винными парами барах.

Я искала Клуб двухсот шести, элиту элит, и легко его нашла, о нем уже шептались гламурные сайты и чаты сплетен, его называли «Сбором совершенных», «Совершенным миллионом», и погляди-ка, разве не интересно, что он собирается, и она собирается, и разве у него невеста не красавица, она явно справилась с целлюлитом. И она там будет, и она тоже, хотя она и переспала с его братом, а она обозвала ее шлюхой, но это было давно, они по-настоящему любят друг друга, ясное дело, а она так сильно похудела с тех пор, как обзавелась «Совершенством», а вы видели ее свеженькие фотки с отдыха на пляже?

– Не надо подставляться под фотокамеры, не надо выставлять себя напоказ, – сказал один папарацци, которому я дала бутылку виски, когда он сидел у гранд-отеля рядом с Гранд-каналом с фотоаппаратами на шее.

– А как же люди, которые хотят выставлять себя напоказ в избранном обществе? – спросила я, а он пожал плечами:

– Они богаты, они знамениты, так что приходится жить с тем, что ко всему этому прилагается.

На следующий день я вернулась и снова увидела его там, уже немного поддатого в одиннадцать утра, дала ему еще бутылку виски, а он сказал:

– Гостиница «Маделлена», там все и намечается, приедут королевские особы, все эти богатенькие принцы с хорошенькими девчонками, ты же знаешь, как там у них, сплошные обер-шлюхи, все до единой.

Я вежливо улыбнулась, подумала, не стащить ли у него фотокамеру и выбросить в канал, но нет, это было бы недостойно, надо помнить, хотя, с другой стороны, вроде бы и праведно.

Я считала шаги, уходя от него, и на тридцатом шаге желание украсть пропало, я рассмеялась, снова переходя на бег и направляясь обратно в город.

Когда я вернулась в гостиницу, Гоген уже ответил на мое сообщение, послав в придачу копию Луке Эварду.

Встреча со шпионами.

Я заплатила проститутке с рабочим псевдонимом Порция («Как… Портос?» – робко спросила я, а она резко стрельнула на меня глазами и ответила: «Как у Шекспира, идиотка») четыреста евро за то, чтобы та посидела с мобильным телефоном у кафе на набережной Рива-дельи-Скьявони, попивая крепкий черный кофе и кутаясь в пальто с меховой оторочкой. Погода становилась холоднее, легкий снежок присыпал крыши и растаял, но за четыреста евро Порция не двигалась с места, а еще за двести на месте стояло мое водное такси. Его водитель сидел, задрав ноги на приборную панель, из уголка его рта свисала сигарета, а на коленях лежала раскрытая книжка о том, как все бросить и разводить в питомнике альпак.

Я устроилась на заднем сиденье такси, которое покачивалось на волнах от проплывавших мимо маршрутных автобусов, и наблюдала за кафе в бинокль. Сначала прибыли три агента службы безопасности, двое мужчин и женщина. Когда они там расположились, со стороны Арсенала пешком подошел Гоген, благоразумно надевший резиновые сапоги и блестящую куртку с капюшоном. За ним неотступно следовал Лука Эвард в черной добротной куртке и неприметных зеленых джинсах, отрицая моду даже на расстоянии пятисот метров, взгляд вперед, на голове – сверкающий зачаток лысины, темные круги под глазами от бессонной ночи.