с ним разговаривать о вашем поведении. Это что такое… это до чего мы дошли.

Министр стремительно покинула театр, с ее плеч упало красивое большое каракульчовое манто, которое подхватил кто-то из свиты.

Кто-то подхватил его, и они исчезли…

Стоит ли удивляться, что «Живой» сразу же стал «мертвым».

Приказ о снятии с репертуара «идейно порочного» спектакля начальник Управления культуры Исполкома Моссовета Борис Евгеньевич Родионов подписал 12 марта 1969 года[874].

В 1969 году спектакль на Таганке «Тартюф», поставленный Юрием Любимовым, был разрешен специальной комиссией по «приемке» спектакля, однако вызвал много замечаний со стороны Министерства культуры. О характере этих замечаний и о претензиях к критике, в целом положительно оценившей постановку, лично высказалась Екатерина Фурцева в докладе на партсобрании министерства 4 марта:

— Сейчас появился на Таганке спектакль «Тартюф» Мольера. Есть разные точки зрения, но то, что сделал Театр на Таганке с этой пьесой, заслуживает самого глубокого анализа, потому что эта пьеса послужила режиссеру поводом для всяких режиссерских штучек. Там и обращение к Фантомасу, и обращение к осветителю «Митрич, выключи свет!».

Екатерина Алексеевна сделала вполне логичный вывод:

— Неправильно, что [газета] «Советская культура» поддержала этот спектакль[875].

В начале 1970 года Главное управление культуры Исполкома Моссовета включило спектакль «Десять дней, которые потрясли мир» в программу мероприятий к столетию со дня рождения В. И. Ленина[876], что было ударом, нанесенным по Министерству культуры Борисом Покаржевским.

Фурцева не привыкла долго оставаться в долгу. Поскольку взять крепость по-буденновски «наметом» не удалось, Екатерина Алексеевна приступила к планомерной осаде. Московский театр драмы и комедии на Таганке упорно не выпускали из столицы. Директор театра Николай Лукьянович Дупак жаловался 5 октября 1970 года начальнику Управления культуры Исполкома Моссовета Борису Евгеньевичу Родионову на то, что «на протяжении нескольких лет наш театр, к сожалению, не выезжал на гастроли, хотя неоднократно ставил этот вопрос»[877]. Какая уж там заграница!

Театр просил разрешить гастроли в Ленинграде и Киеве в 1971 году, Свердловске, Челябинске — в 1972 году, Риге, Вильнюсе — в 1973 году. Московскому руководству предлагали также, как вариант, отпустить театр на гастроли в Одессу и Львов, Горький и Казань. Гастрольный репертуар театра составляли спектакли: «Десять дней, которые потрясли мир» по Джону Риду, «Мать» М. Горького, «Добрый человек из Сезуана» и «Жизнь Галилея» Бертольта Брехта, «Что делать?» Николая Чернышевского, «Тартюф» Жана-Батиста Мольера, «Час пик» Ежи Стравинского, «Антимиры» Андрея Вознесенского, «Послушайте» Владимира Маяковского, «Павшие и живые» (сценическая композиция Юрия Любимова на стихи Вл. Маяковского, Николая Асеева, Давида Самойлова, Владимира Грибанова), «Пугачев» Сергея Есенина, «А зори здесь тихие» Бориса Васильева (выпуск планировался на 1971 год), «Гамлет» Уильяма Шекспира (выпуск планировался в середине 1971 года). Борис Родионов дипломатично отправил послание театра своим сотрудникам, с тем чтобы последние внести свои предложения. А какие могли быть предложения, когда позиция министра культуры была известна?[878] Конечно, гастроли по стране и за рубежом — вещи разные, но и на внутрисоюзные гастроли выпускать сомнительные спектакли никто не стал.

Екатерина Фурцева 23 ноября 1970 года лично доложила на заседании Секретариата ЦК КПСС о неправильной, «явно антипартийной» позиции Юрия Любимова, который пытался поставить в Театре на Таганке «явно невыдержанную» с идейной точки [зрения] пьесу Евгения Евтушенко об Америке. Поскольку идейное содержание деятельности Театра драмы и комедии было сомнительным, Екатерина Алексеевна хотела, чтобы Секретариат ЦК КПСС поручил Министерству культуры СССР внести «соответствующие предложения об укреплении руководства Театром на Таганке»[879].

Положение театра упрочилось после выпуска 6 января 1971 года спектакля «А зори здесь тихие» по повести Бориса Васильева. Спектакль понравился лично Леониду Ильичу, постановку даже выдвинули на Государственную премию. По легенде, Екатерина Алексеевна Фурцева сделала всё, чтобы премия Юрию Петровичу Любимову не досталась, и он нашел что ответить министру культуры:

— Да ведь мне и не надо, у меня Сталинская премия есть[880].

Екатерина Алексеевна вообще старалась максимально дистанцироваться от Юрия Петровича и возглавляемого им коллектива. Все переговоры с Театром драмы и комедии на Таганке велись Фурцевой и руководством театра через ее заместителя Константина Васильевича Воронкова.

В начале 1971 года Николай Лукьянович Дупак и главный режиссер Юрий Петрович Любимов обратились в Министерство культуры СССР с просьбой разрешить театру начать работу над спектаклем «Под кожей статуи Свободы» по пьесе Евтушенко. Юрий Петрович подчеркнул:

— Работа будет носить характер эксперимента.

Руководство Таганки и Евгения Евтушенко пригласили на прием к Фурцевой, на котором Екатерина Алексеевна, Константин Васильевич и сотрудники Управления театров высказали рекомендации создателям будущего спектакля. Фурцева не сразу дала окончательное разрешение начать работу, она благоразумно взяла время на раздумья. (Вероятно, произнесла ту самую фразу: «Я подумаю, что можно сделать».)

Первого февраля Воронков написал Дупаку, Любимову и в копии начальнику Главного управления культуры Исполкома Моссовета Покаржевскому: «Считаем возможным согласиться с Вашей просьбой и разрешить Вам, в виде эксперимента (как об этом просил Ю. П. Любимов), начать работу над… спектаклем, с последующим представлением окончательного сценического варианта пьесы в Главное управление культуры Моссовета и Управление театров Министерства культуры СССР. Рекомендуем Вам в процессе работы над пьесой и спектаклем учесть замечания, высказанные Вам и Е. А. Евтушенко министром культуры СССР Е. А. Фурцевой, мною и работниками Управления театров»[881].

Начальник Главного управления культуры Исполкома Моссовета Борис Покаржевский длительное время работал в партийных органах, а затем и в советско-хозяйственном аппарате управления столицей. В 1963 году его «ушли» из Министерства культуры СССР, где Борис Васильевич был сначала заместителем секретаря парткома и заместителем начальника Отдела театров[882], а затем секретарем парткома, то есть фактически вторым руководителем. Это был человек исключительно инициативный, прекрасный организатор, на любом посту целиком отдававший себя работе[883]. И при этом, как любой партийный работник, спинным мозгом чуявший подвох, Покаржевский был сверхосторожен, когда речь заходила о возможной ответственности за неверное решение. А потому по старой традиции, разделяя ответственность с собственными подчиненными и вышестоящим руководством одновременно, Борис Васильевич написал на копии документа своему сотруднику: «А не следует ли заполучить и их конкретные замечания по пьесе? Официально. Пок.»[884].

Обратим внимание на тот факт, что и министерство (Фурцева), и Исполком Моссовета (Покаржевский) делали всё, чтобы не стать главноответственными за очередной любимовский «эксперимент». Однако и торжественно провалить «эксперимент» Юрия Петровича руководители культуры Советского Союза и его столицы не осмелились. Несмотря на всю их осторожность, премьера спектакля состоялась 18 октября 1972 года. Помимо прочего в нем еще и прозвучала «Песня американского солдата» Булата Шалвовича Окуджавы.

Весьма показательно, что когда Любимов и Дупак обратились к Фурцевой с просьбой разрешить театру приступить к работе над постановкой спектакля «Мастер и Маргарита», Екатерина Алексеевна не сочла возможным ни согласиться, взяв на себя ответственность за сомнительное произведение Михаила Булгакова, ни прямо отказать ходатаям, дабы «не ссориться с интеллигенцией». Фурцева вызвала своего заместителя Воронкова и поручила Константину Васильевичу запросить мнение Бориса Покаржевского под