22.30 …смесь надо двадцать минут помешивать веткой жимолости. Иные, правда, утверждают, что в случае необходимости можно жимолость заменить повиликой. Это неверно и преступно. Режьте меня вдоль и поперек – но вы меня не заставите помешивать повиликой «Слезу комсомолки», я буду помешивать ее жимолостью. Я просто разрываюсь на части от смеха, когда при мне помешивают «Слезу» не жимолостью, а повиликой… —

Очередная игра слов в духе неразличения их значений (см. также 30.30). На реминисцентно-аллюзивном уровне возможна декларация принятия Веничкой стороны позднего Мандельштама в условной полемике с Пастернаком. Стихи Пастернака, в которых фигурирует повилика, преисполнены радостью и оптимизмом:

(«Карусель», 1925)

У Мандельштама о жимолости говорится с противоположной интонацией: «Я прошу, как жалости и милости, / Франция, твоей земли и жимолости» («Я прошу, как жалости и милости…», 1937).

Веничкино нежелание помешивать «Слезу комсомолки» повиликой, возможно, обусловлено и тем фактом, что статистически повилика появляется в русской поэзии гораздо чаще жимолости – у Вячеслава Иванова: «Повилики белые в тростниках высоких…» («Повилики», 1906); у Блока: «Повиликой средь нив золотых…» («Мой любимый, мой князь, мой жених…», 1904) и «Вот здесь вчера – повилика вилась» («В густой траве пропадешь с головой…», 1907); у Ходасевича: «Пурпурный мотылек / Над чашечкой невинной повилики…» («Старинные друзья», 1907); у Ахматовой: «Над засохшей повиликою / Мягко плавает пчела…» («Я пришла сюда, бездельница…», 1911); у Есенина: «Расплела волна венок из повилик» («Зашумели над затоном тростники…», 1914). Жимолость же, кроме Мандельштама, есть у не менее трагичной Цветаевой: «Чувств обезумевшая жимолость…» («Оставленного зала тронного…», 1923), «Но не жимолость я – и не плющ я!» («Обнимаю тебя кругозором…», 1936).

Однако, справедливости ради, следует напомнить, что и у Пастернака есть жимолость (впрочем, у раннего – ранний Пастернак или поздний Мандельштам – какая, в сущности, разница?): «По клетке и влюбчивый клест / Зерном так задорно не брызжет, / Как жимолость – россыпью звезд» («Счастье», 1915).

Кстати, подобно Веничке, столь же яростно отстаивал свою любовь именно к жимолости герой Джерома К. Джерома:

«Мы нашли чудесную маленькую гостиницу, увитую плющом и повиликой, но там не было жимолости, а мне, по непонятной причине, втемяшилась в голову именно жимолость, и я сказал:

– Нет, не стоит здесь останавливаться! Давайте пройдем еще немного и посмотрим, не найдется ли тут гостиницы с жимолостью.

Мы двинулись в путь и шли до тех пор, пока не набрели на другую гостиницу, тоже премиленькую и к тому же увитую жимолостью» («Трое в лодке, не считая собаки», гл. 12; пер. М. Донского и Э. Линецкой).

22.31 C. 49. …о «Слезе» довольно. —

См. 24.7.

22.32 «Венец трудов, превыше всех наград», как сказал поэт. —

А именно Блок, ибо цитируется его стихотворение:

(«Я их хранил в приделе Иоанна…», 1902)

22.33 «Сучий потрох» —

крепкое ругательство; см. у Аксенова: «Наверное, сам Сталин позаботился, сучий потрох. Где золото прячешь, блядь, паскуда, сучий потрох, залупа конская!» («Ожог», 1975).

22.34 …это музыка сфер. —

Музыка/гармония сфер – по учению древнегреческого мыслителя Пифагора, музыкальные звуки, издаваемые планетами, которые находятся в движении между Землей и сферой из неподвижных звезд. Понятие активно эксплуатируется как поэтами, так и прозаиками. Как сравнение встречается, например, у Мирры Лохвицкой: «Что такое любовь? Это – музыка сфер, это – пенье души» («Что такое весна?..»). Также встречается у Анненского: «Слов непонятных теченье / Было мне музыкой сфер…» («Сестре», 1910). И у советских поэтов: «Это – / Мир Страстей, Полыхай Огнем! / Это – / Музыка Сфер, Пари/ Откровением новым!» (Эдуард Багрицкий. «Ночь», 1926).

Встречается также у Рабле: «Какая гармония воцарится в стройном движении небесных сфер! Я словно бы отсюда слышу их музыку, столь же явственно, как некогда Платон» («Гаргантюа и Пантагрюэль», кн. 3, гл. 4); и у Гамсуна: «Я слышу музыку сфер, и все вокруг меня дрожит от звучащих мелодий» («Мистерии», гл. 21).

22.35 C. 49. Что самое прекрасное в мире? – борьба за освобождение человечества. —

Повторное обращение к высказыванию Николая Островского – см. 22.19.

22.36 Шампунь «Садко – богатый гость»… —

«Садко» – советский жидкий шампунь, назван по имени Садко – героя цикла новгородских былин: в прошлом – певца-гусляра, а затем – удачливого купца, то есть «гостя»; встречается у Мандельштама: «Как новгородский гость Садко / Под синим морем глубоко, / Гуди протяжно в глубь веков…» («Из-за домов, из-за лесов…», 1936).

Определение «богатый гость», естественно, в названии шампуня не использовалось и взято Веничкой непосредственно из текста главной былины цикла. Вот ее начало: «Во славноем во Новеграде / Как был Садке-купец богатый гость» («Садко»; цит. по: Библиотека русского фольклора: В 15 т. Т. 12. М., 1988. С. 435). В опере Римского-Корсакова (см. также 25.10, 28.2) «Садко» заглавный герой также называется «богатым гостем»: «…славный богатый торговый гость, / молодой соловей Садко» (д. 3, карт. 1; либретто Н. Римского-Корсакова и В. Бельского); «Гой-еси, купец – богатый гость! Ждал тебя, Садко, двенадцать лет…» (д. 3, карт. 2).

Кроме того, по предположению Ю. Левина, здесь возможна аллюзия на непристойную фольклорную песню «Садко» («С товарами из Индии / Купцы свершали путь…») из советского городского фольклора второй половины XX в. (Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 57):

Примечательно, что в данной песенке не только фривольно, в Веничкином духе, пересказывается сюжет с попаданием Садко на дно морское, но и наличествуют детали советского быта, представленные и в «Москве – Петушках»: «В тоске Садко сбирается, / Берет свой чемодан… / Берет бутыль огромную – „Тройной“ одеколон» (см. 24.6).

22.37 Резоль для очистки волос от перхоти… —

«Резоль» — здесь не искаженное просторечие от существительного «аэрозоль», как может показаться на первый взгляд, а собственное название выпускавшегося в СССР в 1960–1980 гг. лосьона для укрепления жирных волос и удаления перхоти. Содержание спирта в лосьоне составляло 91,5 %, что, с учетом цены 80 копеек за флакон емкостью 250 мл, делало «Резоль» весьма привлекательным для алкоголиков.