Всё явственней предвестники зимы.

И окна снежниц, голубевших летом,

Морозом в первый раз застеклены.

Унылое заснеженное поле

Становится темнее с каждым днём.

Исчезли краски. Кажется, давно ли

Оно сверкало, искрилось огнём.

Всё ближе ночь. Торосы посинели,

Полярный день уже уйти готов,

И солнце, догорая еле-еле,

Позолотило кромку облаков.

Не потухая, газ горит в палатке,

Хотя ещё начало сентября,

И в первый раз на метеоплощадке

Сверкнул глазок электрофонаря.

Теперь воды не наберёшь в «колодце»:

Замёрз до дна. И, сколько ни ворчи,

Дежурному для камбуза придётся

Готовить снеговые кирпичи.

Клубятся наползающие тучи,

Сливаются и небо и снега.

Обдав людей дыханием колючим,

Пришла на льдину первая пурга.

2 сентября

– Эй, кто там в палатке, идите на помощь, автомобиль провалился!

Хотя в голосе Разбаша особой тревоги не чувствуется, мы, накинув куртки, выскакиваем из палатки.

Метрах в двухстах от лагеря виднеется застрявший «газик». Оказывается, Комаров не заметил снежницу, затянутую тонким ледком и припушённую снегом, и автомобиль провалился в неё.

Захватив деревянные балки, несколько человек направляются к месту происшествия. Положив принесённые ваги под колёса, мы дружно наваливаемся, и машина, цепляясь за дерево шипами, набитыми на шины, медленно выползает на лёд…

Всё однообразно серо. Туман, холодный, липкий, окутал домики и палатки, словно паутина. От него в палатке становится сыро, и газ приходится жечь не переставая. Стало суше, но зато у меня и у Яцуна разболелась голова от неумеренного употребления газа.

Итогами последнего медицинского осмотра все довольны. За исключением отъезжающих, никто не жалуется на здоровье. Правда, прошла только первая половина дрейфа, и притом более лёгкая.

3–4 сентября

С пролетевшего над нами самолёта ледовой разведки сбросили пакет с почтой. Я тоже стал счастливым обладателем двух писем. Один корреспондент оказался моим старым приятелем Олегом Газенко, бессменным участником многих арктических экспедиций, а другой…

Несколько лет тому назад, ещё в дни учёбы в Самарканде, в одном очень приятном доме любезные хозяева всегда оказывали мне самый радушный приём. И вот теперь хозяйка дома, врач Мария Георгиевна Патрашкина, встретив мою фамилию в газете, решила написать мне письмо. Очень тёплое, хорошее. В шутку она пишет: «Вы не стесняйтесь, отвечайте в любом стиле, ведь недавно я отмечала своё 55-летие и 32-летие врачебной деятельности».

Как всегда, много радостных минут доставила нам передача из Москвы. Но особенно приятной неожиданностью было для меня выступление Леонида Осиповича Утёсова, который исполнил «Полярный вальс» в сопровождении оркестра под управлением Николая Минха. Я себя чувствовал, вероятно, так же, как всякий начинающий автор, и на радостях даже без возражений согласился перепечатать на машинке для Дмитриева какой-то длиннейший, скучнейший акт.

6 сентября

Пурга. Тонко, как-то жалобно поют растяжки радиомачт. А в натопленной кают-компании шумно и накурено: идёт производственное совещание. За прошедшие полгода выявились недостатки в конструкциях палаток и домиков, в покрое обмундирования. Образовался длинный перечень, который мы собираемся послать в Арк- тический институт с ближайшим самолётом. Наша будущая смена, надо надеяться, своевременно учтёт это при вылете с Большой земли на лёд.

После собрания любители домино занимают традиционный столик в углу, а шахматисты, окружённые болельщиками (таковые есть даже на льдине), доигрывают неоконченные партии.

Наконец все расходятся по палаткам, но Яцун и Бабенко, выпросив разрешение задержаться, строгают дополнительные полки для нашей разросшейся библиотеки.

Яцун аккуратно сбивает ещё сохранившие свой еловый запах доски и, несколько раз примерив, прикрепляет полку над пианино.

– Это, так сказать, собственно говоря, вполне хорошая работа, – заключает Бабенко и, обернувшись к дежурному Змачинскому, умоляюще смотрит на него.

– Ладно, ладно, уберу стружку, – сразу поняв, в чём дело, сказал Ольгерд Евгеньевич. – Идите спать, без вас справлюсь.

Змачинский никогда не может отказать в просьбе – это Лёша знает хорошо и, весело подмигнув Яцуну, выходит вместе с ним из кают-компании.

7 сентября

Утро чистое, морозное. Неярко светит зимнее солнце, слегка искрится снег, принявший бледно-оранжевый оттенок.

Во всех домиках и палатках идёт усиленная обработка материалов наблюдений для отправки ближайшим самолётом на Большую землю. Это то, что в экспедициях называется «предварительной камералкой».

Недаром Шамонтьев часами просиживал в своём домике за колбами и бюретками, проводя химические анализы. Полученные данные солёности, то есть количества миллиграммов солей, растворённых в литре воды, в сочетании с наблюдавшимися температурами на разных горизонтах помогли сделать некоторые предварительные выводы о влиянии хребта Ломоносова на состав воды и направление течений на пути дрейфа. В околополюсном районе, несомненно, существует ряд разветвлений этого хребта. Судя по донным отложениям, его геологический возраст не очень велик – хребет Ломоносова относится, вероятно, к молодым горо- образованиям.

8 сентября

День нынче хлопотливый. Пока мы – в который раз! – наводим порядок и пытаемся создать возможный уют, в воздухе уже послышался гул моторов. Через несколько минут мы пожимали руки лётчикам и новым гостям – доктору физико-математических наук А.М. Гусеву, профессору А.Е. Криссу и кандидату технических наук Н.Н. Сысоеву. Но прилетели не только гости-учёные. Вместо Саши Минакова в лагерь прибыл новый штурман вертолёта Александр Андреевич Медведь. Остряки, разумеется, немедленно отметили, что за пять месяцев дрейфа это первый живой медведь на нашей станции.

Гости решили не терять времени даром и, едва пообедав, принялись за работу.

Снова вместе с Криссом я работаю в гидрологической палатке, и на столике рядом с лункой выстраиваются всё новые и новые склянки с пробами воды.

Анатолий Евсеевич привёз данные микробиологического анализа воздуха, который я проделал в июле. Оказалось, что на питательной среде в чашках Петри, тонком слое желеобразного агар-агара, появились «микробные всходы». На одной из чашек, стоявших в кают-компании, выросли три колонии кокков и грибков, на другой – тринадцать колоний кокков, сарцин и палочек. Исследования в домике дали пять аналогичных колоний. Воздух «улицы» оказался стерильным. Но все микробы были невиннейшими представителями не видимого простым глазом мира живых существ.

Недаром гриппы и ангины обходят нас стороной.

9 сентября

Тесная постоянная связь с научными учреждениями Большой земли – это одна из характерных особенностей нашей жизни. Уже побывали у нас и гляциологи, и геофизики, геологи и аэрологи. А микробиолог даже дважды. Вторичный приезд Крисса не случаен.

…Микробиологическими исследованиями в этих широтах ещё никто и никогда ранее не занимался. А важность этих исследований очевидна. Все формы растительной и животной жизни так или иначе