- К Биллу зашел Пит Сауберс, вот почему он не приехал. Он просил передать тебе привет и сказать, что хотел бы увидеться с тобой до того, как ты вернешься в Кембридж. Вытри нос. Ты шоколадом вымазался.

Он сдерживает желание сказать: «Моя любить шоколадный цвет всего».

- Как Пит?

- Все в порядке. Он хотел поделиться какой-то замечательной новостью с Биллом лично. Я этот пирог уже не осилю. Хочешь доесть? Если ты не против за мной доедать. Я не обижусь, ведь у меня нет простуды и ничего заразного.

- Я бы твоей зубной щеткой зубы чистил! - Говорит Джером. - Но в меня уже не лезет.

- Оооох, - щурится Холли. - Я бы никогда не стала пользоваться чужой зубной щеткой.

Она собирает пластиковые стаканчики и тарелки и несет их в ближайшую урну.

- Во сколько ты завтра уезжаешь? - Спрашивает Джером.

- Солнце восходит в шесть пятьдесят пять. Я рассчитываю быть в дороге самое позднее в семь тридцать.

Холли едет в Цинциннати проведать мать. Сама. Джером трудом верит в это. Он рад за нее, но и боится. Вдруг что-то произойдет, и она впадет в истерику?

- Не волнуйся, - говорит она, возвращаясь и садясь на свое место. - Я справлюсь. Поеду только по магистрали, днем, погоду обещают хорошую. К тому же я беру с собой три своих любимых саундтрека к фильмам: «Проклятый путь», «Побег из Шоушенка» и «Крестный отец 2». Какой из них лучший, посмотрю. Хотя Томас Ньюмен, по большому счету, гораздо лучше Нино Рота. У Томаса Ньюмена музыка загадочная.

- «Список Шиндлера» Джона Уильямса, - говорит Джером. - Лучше него просто ничего не может быть.

- Джером, я не хочу сказать, что ты слушаешь всякое дерьмо, но … в общем-то, так и есть.

Он довольно смеется.

- У меня есть телефон и айпад, оба полностью заряженные. «Мерседес» только что прошел полную проверку. И там всего-навсего четыреста миль пути.

- Круто. Но, если что, звони мне. Мне или Биллу.

- Конечно. Когда ты едешь в свой Кембридж?

- На следующей неделе.

- С доками покончено?

- Да. Слава Богу. Физический труд, может, и полезен для тела, но не способен сделать душу благороднее.

Холли, как и раньше, испытывает неловкость, когда возникает необходимость смотреть в глаза другому человеку, даже самому близкому, но она делает над собой усилие и встречается взглядом с Джеромом.

- У Пита все хорошо, у Тины все отлично, их мать уже встала на ноги. Это, конечно, замечательно, но так ли все хорошо у Билла? Скажи правду.

- Не понимаю, почему ты спрашиваешь. - Теперь уже Джерому трудно смотреть прямо в глаза.

- Во-первых, Билл сильно похудел. Он слишком увлекся упражнениями и салатами. Но меня не это беспокоит.

- Правда? - Но Джером знает, и это его не удивляет, что она знает, хоть Билл и уверен, что сумел это от нее утаить. У Холли есть свои способы.

Она говорит вполголоса, будто боится, что ее могут услышать посторонние уши, хотя вокруг них в радиусе ста ярдов ни души.

- Как часто он у него бывает?

Джерому нет нужды спрашивать, о ком она говорит.

- Не знаю.

- Чаще, чем раз в месяц?

- Думаю, да. Наверное.

- Раз в неделю?

- Может, и не так часто. - Хотя кто знает?

- Зачем? Он же … - Губы Холли дрожат. - Брейди Хартсфилд почти овощ!

- Тебе не надо себя винить, Холли. Ни в коем случае. Ты ударила его, потому что он собирался взорвать несколько тысяч подростков.

Он пытается прикоснуться к ее руке, но она отдергивает ее.

- Я не виню себя. Я бы сделала это снова. Но мне неприятно думать, что Билл одержим им. Я знаю, что такое одержимость - ничего хорошего!

Она складывает руки на груди - давний жест самоуспокоения, к которому она уже почти перестала прибегать.

- Я не думаю, что это одержимость. - Осторожно, зондируя почву, произносит Джером. - Вряд ли это связано с прошлым.

- Что еще это может быть? У этого чудовища нет будущего!

«Билл в этом не так уверен», - полагает Джером, но вслух этого не говорит. Холли уже лучше, но она по-прежнему очень уязвима. И, как она сама сказала, кому, как не ей знать, что такое одержимость. К тому же он не понимает, что стоит за этим бесконечным интересом Билла к Брейди. Все, что у него есть, это ощущение. Интуиция.

- Да, черт возьми, - говорит он. На этот раз, когда он кладет ладонь на ее руку, она позволяет ей остаться, и они некоторое время говорят о других вещах. Затем он смотрит на часы. - Ну, мне пора. Я обещал забрать Барбару и Тину с роликового катка.

- Тина влюблена в тебя, - сухо произносит Холли, когда они поднимаются по склону к машинам.

- Если и так, это пройдет, - говорит он. - Я еду на восток, и очень скоро в ее жизни появится какой-то симпатичный парень. Она будет писать его имя на обложках своих тетрадей.

- Наверное, - говорит Холли. - Обычно это так случается, да? Просто я не хочу, чтобы ты над ней смеялся. Она решит, что ты злой, и загрустит.

- Не буду, - обещает Джером.

Они подходят к машине, и Холли снова заставляет себя посмотреть ему прямо в глаза.

- Я не влюблена в тебя. Так, как она. Но я все равно тебя очень люблю. Поэтому береги себя, Джером. Некоторые студенты, случается, делают глупости. Не стань одним из них.

На этот раз она обнимает его.

- А, чуть не забыл! - Поскакивает Джером. - Я привез тебе маленький подарок. Это футболка, хотя сомневаюсь, что ты захочешь ее надеть, когда поедешь к маме.

Он вручает ей пакет. Она достает из него ярко-красную футболку с коротким рукавом и разворачивает. На груди кричащими черными буквами написано:

ДЕРЬМО? НУ И НАСРАТЬ!

Джимми Голд

- Их продают в магазине Городского колледжа. Я взял самую большую по размеру, вдруг ты захочешь сделать из нее ночную рубашку. - Он наблюдает за ее лицом, пока она смотрит на надпись. - Конечно, ты можешь вернуть ее или обменять на что-то, если она тебе не нравится.

- Она мне очень нравится, - говорит Холли, и губы ее растягиваются в улыбке. Ту, которая нравится Ходжесу. Которая делает из нее красавицу. - Я надену ее, когда поеду к маме. Специально, чтобы ее подразнить.

Джерома это настолько удивляет, что она смеется.

- У тебя никогда не возникало желания подразнить свою мамочку?

- Время от времени. И Холли … Я тебя тоже люблю. Ты же знаешь, не так ли?

- Знаю, - говорит она, прижимая футболку в груди. - И я рада. Что есть такое дерьмо, на которое вовсе не насрать.